Виктория Дьякова - Маркиза Бонопарта Страница 19

Вскоре показался госпиталь. Он состоял из десятка раскинувшихся на краю березняка палаток с подвернутыми полами, совсем недалеко от штаба Второй армии князя Багратиона. Направляясь в штаб, миновать его было никак нельзя. Вдалеке виднелись такие же длинные фуры, стоящие в лесочке, только уже пустые – с них разгрузили раненых, и лошади, отдыхая, жевали овес, делясь им с подпрыгивающими вокруг воробьями.

Подъехав ближе, Анжелика с ужасом увидела, что вокруг палаток почти нет свободного места. Всюду лежали, сидели, стояли окровавленные люди в разноцветных военных одеяниях. В какой-то момент маркиза даже зажмурила глаза – так поразило ее скорбное зрелище. Не задумываясь о том, сколько смертей и разрушений несет с собой война, она часто думала о ней, как почти о праздничном параде в Париже, где под бой барабанов выступают чистенькие, отутюженные полки старой гвардии Бонапарта. Конечно, Анжелика знала, что на войне убивают и проливают кровь многие, – но она никогда не видела воочию прежде, как выглядят те, кто только что вышел из сражения.

Из палаток слышались то громкие злые вопли, то стенания и плач. В двух шагах от Анжелики стоял, опершись на сук, высокий унтер-офицер с перевязанной головой. Он был ранен в голову и в ногу пулями. Не обращая внимания на ранения, унтер увлеченно рассказывал что-то собравшимся вокруг него легкораненым и носильщикам и даже размахивал рукой, изображая кавалерийскую атаку. Заметив взгляд Анжелики, офицер подмигнул ей.

– Алексей Александрович, друг мой, здравствуйте! – ротмистра по-французски вдруг окликнул какой-то женский голос.

Анжелика повернулась. Им навстречу от одной из палаток шла стройная женщина в простом темном платье, наглухо закрытом по рукавам и воротнику. Через плечо на грудь у нее свешивалась толстая русая коса, перевязанная обычной коричневой лентой. Анжелика не сразу узнала в этой женщине блестящую русскую княгиню Анну Орлову, ту «владелицу половины России», которую также встречала прежде в Петербурге.

О богатстве Анны Орловой-Чесменской в Париже слагали легенды. Казалось, на каждом ее пеньюаре украшений и драгоценностей было больше, чем может позволить себе на выход сама французская императрица. Наряды Анны Алексеевны всегда отличались особой роскошью – они ослепляли. Но теперь Анжелика видела княгиню перед собой совсем иной – усталой, одетой просто. На белом переднике княгини, повязанном по талии поверх платья, маркиза заметила бурые, расплывшиеся пятна. Это была кровь. Анна Орлова самолично перевязывала раненых!

– Здравия желаю, ваша светлость! – Граф Анненков соскочил с седла и поцеловал руку княгини. – Давно ли прибыли?

– Всего несколько часов, – ответила та. – Три ночи ехали без единой остановки, торопились очень. Екатерина Павловна беспокоилась, что не успеем к Цареву Займищу, вдруг опять дадут приказ об отходе… Только прибыли, а солдатиков – вон уж сколько, – она обернулась к госпиталю. – Михайлу Андреевича не видали ли, Алексей? – сразу спросила она о Милорадовиче.

– Вчера видел при штабе, ваша светлость, – ответил Анненков. – Жив, здоров, не ранен, слава богу. Письмо от вас показывал…

– Доставили, значит? – Анна радостно улыбнулась. – Ну, хорошо, коли так, – и тут же взглянула на Анжелику. На ее бледном лице, лишенном румян, отразилось искреннее удивление. – Маркиза де Траиль, если не ошибаюсь? – узнала она. – Вы ли? Откуда?

– Маркизу захватили казаки, – пояснил граф Анненков. – Случайно. Теперь вот едем к князю Петру Ивановичу, чтоб решить, как маркизе вернуться назад…

– А из Парижа-то вы зачем сюда приехали, в Россию? – спросила у Анжелики Орлова, и в голосе ее прозвучала враждебность. – Посмотреть, как мы страдаем?

Словно иллюстрацией к словам княгини из палатки вынесли на носилках человека, покрытого до горла простыней, багровеющей от крови. Человек судорожно рыдал и захлебывался. Анжелику охватил озноб.

– Что вы?! Я вовсе не думала о том! – она хотела вскрикнуть, но едва выдавила из себя сказанное. Конечно, маркиза прекрасно осознала про себя, что ничего иного, кроме осуждения и враждебности, в лагере русской армии она не встретит.

– Анна, где ты? – из крайней палатки послышался голос княгини Лиз. Вскоре вышла и она сама – в таком же строгом платье. Единственным украшением его служил золотой крест с ликом Богородицы в финифти на перекрестье, висящий у Потемкиной на груди. Пышные волосы княгини скрывала крестьянская косынка.

С самой ранней юности своей Елизавета Григорьевна Потемкина считалась одной из самых красивых женщин России. Вельможи постарше, кто служил при императрице Екатерине и хорошо помнил отца княгини Лиз, блистательного князя Тавриды, с уверенностью говорили о том, что лицом и статью великая княгиня пошла в него. Гармоничное сочетаний линий, изящество форм отличали Елизавету Григорьевну и не изменили ей с годами. От матери, императрицы Екатерины Второй, состоявшей с князем Потемкиным в морганатическом браке, княгиня Лиз унаследовала свой властный, ироничный, а иногда и грозный нрав, а также недюжинный ум и умение расположить к себе окружающих. Особую славу Лиз снискали ее великолепные зеленоватые глаза, которые иные поэты сравнивали со сверкающими изумрудами, а иные – с задумчивой, холодной яшмой. С самой юности ее глазам никогда не было свойственно выражение наивной девичьей мечтательности, они сохраняли серьезность, взгляд их притягивал необыкновенной проницательностью и увлекал.

От Армана де Коленкура Анжелике было известно, что в молодости будущий император Александр Павлович был страстно влюблен в Лиз, и она отвечала ему взаимностью. Александр всерьез мечтал видеть Лиз своей законной супругой и императрицей России. И даже просил об этом Екатерину. Но политические соображения взяли верх, и венценосная бабушка оставила желание внука без внимания. Она настояла на женитьбе Александра на красивой, но нелюбимой им немецкой принцессе. Свою же дочь, родившуюся, когда Екатерине давно уже минуло сорок лет, императрица выдала замуж…

Анжелика не могла точно вспомнить фамилии покойного супруга княгини Потемкиной, которую так никто и не величал по его фамилии. Тот был значительно старше Лиз. По слухам, отцом ее сына являлся не он, а великий князь Александр Павлович, император России.

Бабушка рассчитывала, что со временем юношеская привязанность Александра к Лиз остынет и молодая законная жена займет достойное место в жизни ее внука. По той ли причине или просто по случайности – несчастливой, ужасной – при венчании по православному обряду будущую императрицу нарекли так же: Елизаветой. Хуже ничего и нельзя было придумать. Едва появившись при русском дворе, императрица Елизавета Алексеевна, писаная красавица и умница, оказалась самой несчастной и одинокой из всех русских императриц, царствовавших до нее. Говорили, что перед самой свадьбой с Александром, ей, тогда еще немецкой принцессе, явился во сне князь Потемкин и предупреждал ее…