Эндрю Гросс - Шут Страница 19

Рыцарь взял его и взвесил на ладони.

— Вы даже не понимаете, что это такое.

Еврей смахнул повисшие на ресницах слезы.

— Неужели? — усмехнулся Черный Крест. — Это печать Павла. Твой народ недостоин того, чтобы владеть ею. Больше ты ничего не украдешь у нашего Господа.

— Я не украл ее. Это вы крадете. Мне же ее продали.

— Продали? — В глазах рыцаря вспыхнули злые огоньки. Он повернулся к мальчику. — Тогда это не такая уж большая потеря по сравнению с тем, что вы отняли у нас.

Произнеся это, он воткнул кинжал в живот сына. У юноши вырвался короткий полувздох-полухрип, глаза его широко раскрылись, а изо рта потекла тонкая струйка крови.

Черный Крест ухмыльнулся.

— Нефрем… — вскрикнули одновременно купец и его жена и рванулись к сыну.

Рыцари схватили их за руки.

— Сожгите дом, — распорядился предводитель. — Их семя мертво. Больше они не будут осквернять землю.

— Как быть с девчонкой? — спросил один из рыцарей.

Черный Крест рывком поднял девушку на ноги и окинул оценивающим взглядом. Красивая. Он провел рукой по гладкой щеке.

— Какая шкурка, а, торговец шерстью? Неплохо бы завернуться в такую. Ну, что молчишь?

— Пожалуйста, возьмите все, — в отчаянии взмолился несчастный отец, — только оставьте нам нашего ребенка.

— Боюсь, что не смогу. — Черный Крест покачал головой. — Она мне еще пригодится. Да и другим тоже. Например, слуге, который чистит мулов нашего герцога.

Он толкнул девушку в руки ближайшего солдата. В следующее мгновение ее, кричащую от страха, уже вынесли из дому.

— Не печалься, еврей, — обратился Черный Крест к плачущему отцу. Потом, наклонившись к сундучку, взял монету и бросил ее на пол. — Возьми. Я не краду у тебя дочь — я ее покупаю.

Глава 29

— Он мертв?

Голос пробился ко мне словно через густую пелену. Женский голос… Я открыл глаза, однако ничего не увидел. Только неясное, размытое пятно, проступающее как будто из тумана.

— Не знаю, моя госпожа, — произнес другой голос, — но раны очень серьезные. Боюсь, он долго не протянет.

— Какой необычный цвет волос… — заметила первая.

Я мигнул, в голове мало-помалу начало проясняться. Мир как будто был отделен от меня отражающим свет, поблескивающим занавесом. Может, я умер? Незнакомое, но милое лицо склонилось надо мной. Золотистые волосы были заплетены в тугие косички и спрятаны под расшитый пурпурный капюшон. Лицо улыбнулось. От улыбки сразу стало теплее, словно меня коснулись лучики солнца.

— Софи, — прошептал я и поднял руку, чтобы дотронуться до ее щеки.

— Ты ранен, — ответила женщина. Голос ее напоминал щебет птицы. — Боюсь, ты принял меня за другую.

Странно, но никакой боли я не чувствовал.

— Это рай?

Незнакомка снова улыбнулась.

— Если рай — это место, где раненые рыцари похожи на овощи, то да, должно быть, так.

Она снова прикоснулась ко мне нежными руками. И я снова мигнул. Женщина и впрямь не была Софи, и голос ее звучал с северным акцентом. Париж?

— Жив, — со вздохом пробормотал я.

— Пока да. Но твои раны очень опасны. Тебе нужен лекарь. Ты здешний? Откуда? У тебя есть семья?

Я попытался сосредоточиться на ее вопросах, но мысли разбегались, мир перед глазами расплывался, а раны напомнили о себе болью.

— Нет.

— Ты преступник?

Голос второй женщины долетел до меня откуда-то сверху.

Прищурившись, я рассмотрел богато одетую даму, явно благородного происхождения, восседающую на изумительно белой верховой лошади.

— Уверяю вас, госпожа, — ответил я, изображая подобие улыбки, — вам нечего меня бояться. — Взгляд мой упал на испачканную кровью тунику. — Даже несмотря на мой вид. — Боль нарастала, пронзая бедро и живот. Сил не оставалось, и я со стоном откинулся на спину.

— И куда же вы держите путь, мсье Руж[3]? — поинтересовалась золотоволосая.

Я совершенно не представлял, где нахожусь и насколько далеко ушел от нашей деревни. Зато мне вспомнился кабан.

— В Трейль.

— В Трейль! — воскликнула прекрасная незнакомка. — Даже если мы возьмем тебя с собой, боюсь, ты не выдержишь дороги и скончаешься прежде, чем мы туда доберемся.

— Взять его с собой? — удивилась вторая дама. — Да вы только посмотрите на него. Он же весь в крови, и мы даже не знаем, чья это кровь. От него пахнет лесом. Оставьте его, дитя мое. О нем позаботятся такие же…

Мне стало смешно. После всего, что выпало на мою долю, моя жизнь зависела от исхода спора двух благородных дам.

— Не беспокойтесь, госпожа, — сказал я самым любезным тоном, на какой только оказался способен, — мой оруженосец должен вот-вот прийти мне на помощь.

Юная красавица подмигнула.

— Он совершенно безобиден. Ты ведь не опасен, верно?

Она посмотрела мне в глаза. Такого милого лица я давно уже не видел.

— Для вас — нет.

Я слабо улыбнулся.

— Ну вот, видите? Я могу поручиться за этого беднягу.

Она попыталась поднять меня, призвав на помощь двух стражей в круглых шлемах и зеленых туниках. Те посмотрели на вторую госпожу.

— Раз уж вы того желаете… — Дама вздохнула и пожала плечами. — Но только вы несете за него полную ответственность. И раз уж вам небезразлична его судьба, то уступите ему свою лошадь.

Я попробовал встать, однако ноги не повиновались мне.

— Не утруждай себя, рыжий, — сказала золотоволосая.

Один из стражей, высокий хмурый мавр, поднял меня за руки. Женщина была права — раны мои выглядели скверно. Я понял, что если лишусь сознания, то, может быть, уже никогда не открою глаза.

— Скажите, кто меня спасает. Мне нужно знать, кого благодарить в раю, если я туда проскочу.

— Спасает тебя, рыжий, твоя улыбка. — Юная особа звонко рассмеялась. — Но если Господь все же не окажется столь милостив… меня зовут Эмили.

Глава 30

Очнулся я с ощущением покоя и тепла близкого очага. Я лежал на удобной широкой кровати в большой комнате с каменными стенами. На деревянном столе справа от кровати стояла чашка с водой.

Склонившийся надо мной бородатый мужчина в красном одеянии довольно усмехнулся и посмотрел на стоящего рядом толстого священника.

— Ну вот, Луи, он пришел в себя. Можешь возвращаться в аббатство. Похоже, ты остался без работы.

Священник приблизил ко мне одутловатое лицо.

— Признаю, Огюст, с телом ты справился. Но есть ведь еще и душа. Возможно, этот незнакомец в окровавленной тунике пожелает исповедаться.