Александр Бушков - Мушкетеры. Том 1. Провинциал, о котором заговорил Париж Страница 19

Конечно, это означало бы вновь нарушить родительские запреты – но д’Артаньян, как и в истории с продажей желтого мерина, успокаивал свою совесть тем, что, во-первых, родительские напутствия не вполне учитывали жизненных реалий, а во-вторых, что важнее, он собирался играть не ради азарта или всеобщей моды, а в силу суровой необходимости, чтобы раздобыть денег на экипировку. Почтенный родитель никак не подозревал, какие суммы понадобятся молодому человеку, обосновавшемуся в Париже и записанному в гвардию…

Свернув на улицу Старой Голубятни, он заставил английского скакуна гарцевать, и тот, стряхивая пену с губ, выгнув шею и грызя удила, сделал все, чтобы его молодой хозяин выглядел как нельзя более блестяще. Воодушевленный успехом, д’Артаньян поклялся себе завтра же отправить Планше за отборным овсом – пусть даже им самим придется попоститься. А впрочем, прекрасная Луиза вряд ли позволит, чтобы постоялец, к которому она отнеслась столь радушно, чах от голода у нее на глазах. А значит, и Планше что-нибудь да перепадет…

Подъехав к воротам, он увидел, что там ведутся несомненные приготовления к отъезду. Слуги проворно грузили в повозку чемоданы и дорожные мешки, а г-н Бриквиль наблюдал за ними со своей всегдашней кислой миной, словно подозревал, что на отрезке дороги длиною всего-то в десяток шагов нерадивые лакеи успеют украсть и пропить пожитки в ближайшем кабачке. Здесь же стоял конюх, держа в поводу оседланную лошадь хозяина, настолько уступавшую новому приобретению д’Артаньяна, что тот лишний раз испытал приятное чувство превосходства. Все усмотренное вкупе со шпагой на боку г-на Бриквиля, занимавшей это место лишь в исключительных случаях, многое сказало бы и менее наблюдательному человеку, нежели наш гасконец. Он с радостью отметил, что стоявшая тут же Луиза вовсе не походила на женщину, собравшуюся пуститься в путешествие.

С важным видом он спрыгнул с седла и бросил поводья одному из слуг:

– Отведи моего коня в конюшню, Клеман, да смотри, вытри его как следует!

– Господи! – воскликнула Луиза с живейшим интересом. – Какой великолепный конь, господин д’Артаньян!

– Пустяки, – ответил гасконец с наигранной скромностью. – Можно было подобрать и получше, но время поджимало – завтра утром следует явиться в казармы гвардейской кавалерии, представиться командиру, выяснить, в какую именно роту меня зачислили…

– Сударь! – воскликнула прекрасная нормандка в совершеннейшем восхищении. – Вы уже в гвардии!

– Ну, вы же знаете, что я явился в Париж делать карьеру… – сказал д’Артаньян, внутренне распираемый гордыней. И обратился к г-ну Бриквилю тем покровительственно-радушным тоном, каким всегда говорят с пожилыми унылыми мужьями молодых красавиц: – Что я вижу, любезный хозяин! Никак, изволите путешествовать?

– Вот именно, – мрачно ответил Бриквиль со своим всегдашним кислым видом. – В Бургундию, знаете ли. Там у меня процесс в парламенте Дижона, по поводу наследства. Каковое, между прочим, выражается кругленькой суммой в семьсот пистолей, – добавил он примерно с той же едва скрытой гордыней, с какой д’Артаньян объявил о своем вступлении в гвардию.

– А я-то решил, судя по обилию багажа, что вы собрались не иначе как к антиподам… – ответил д’Артаньян.

– Я думаю, ради такого наследства стоило бы отправиться и к антиподам, – сухо заверил г-н Бриквиль. – А вы, я слышал, были настолько опрометчивы, что встали под военные знамена? Ах, господин д’Артаньян, молодо-зелено! Охота вам была взваливать на плечи такую обузу…

Гордо подбоченившись, гасконец ответил:

– Хотел бы уточнить, что я записан не в какой-нибудь провинциальный полк, а в рейтары. Которые, как известно, принадлежат к Дому Короля…

– Ах, д’Артаньян, это все едино, – ответствовал г-н Бриквиль с гримасой, способной заставить молоко створаживаться не хуже ведьминых заклинаний. – Это все едино… Пустой карман, нерегулярно выдаваемое жалованье, муштра и выговоры, а если начнется, не дай бог, война, все еще более усугубится – погонят куда-нибудь по непролазной грязи под мушкетные пули и ядра… Послушайте моего совета, подыщите более безопасное ремесло. Гораздо более скучное, но более выгодное. Все мы грезили сказочками о блестящих отличиях на глазах короля, маршальских жезлах и ослепительных карьерах. А жизнь – она проще, любезный д’Артаньян, и гораздо скучнее… – Он печально вздохнул: – По крайней мере, не торопитесь хотя бы жениться. Иначе получится так, что, пока вы месите грязь где-нибудь во Фландрии, вокруг вашей супруги будут увиваться волокиты и вертопрахи…

Глянув через его плечо на очаровательную Луизу, имевшую сейчас вид воплощенной добродетели, д’Артаньян усмехнулся:

– Плохого же вы мнения о человечестве, любезный хозяин…

– Просто я, в отличие от вас, юноша, искушен в жизни и умудрен опытом, – печально ответствовал г-н Бриквиль.

Д’Артаньяну крайне не понравился взгляд, которым его квартирохозяин как бы связал воедино на миг гасконца и Луизу, упомянув о волокитах и вертопрахах. Ревнивцы – народ своеобразный и способны на самые непредсказуемые поступки. А потому гасконец решил с ходу увести мысли хозяина от опасного направления.

– Вот, кстати, – сказал он беззаботно. – Меня, едва я услышал ваше имя, крайне занимает один любопытный вопрос… Вы, часом, не родня ли известному Рожеру де Бриквилю, приближенному маршала Жиля де Рэ, сподвижника Жанны д’Арк?

Похоже, он угодил в яблочко. Хозяин прямотаки расцвел:

– Я и не думал, любезный д’Артаньян, что вы столь сведущи в генеалогии и истории Франции, вы мне поначалу показались крайне легкомысленным юнцом, уж не посетуйте… Ну что же, пусть я и не могу представить вещественных доказательств – учитывая, какие бури пронеслись над королевством за эти двести лет и сколько бумаг погибло в пожарищах, – но в нашем роду никогда не сомневались, что со славным Рожером нас связывают родственные узы…

«Совсем славно будет, ежели окажется, что и остальные это мнение разделяли», – подумал гасконец.

Проследив, как увязывают его багаж, г-н Бриквиль напоследок дал жене и слугам массу советов, насколько многословных, настолько и бесполезных, ибо они сводились к банальностям – сохранять дом в порядке, плату взыскивать вовремя, избегать мотовства, вовремя тушить огни, стеречься пожара, воров и нищих… Обогатив остающихся столь мудрыми наставлениями, он, наконец, сел на коня и тронулся в путь. Любезность д’Артаньяна простерлась до того, что он добросовестно махал вслед носовым платком, пока повозка и всадник не скрылись за поворотом, – искренне надеясь, что кто-нибудь из прохожих примет его за благонравного сына, почтительно прощающегося с пустившимся в странствия отцом…

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Лье – старинная мера длины, около четырех километров.

2

Поскольку в нашем романе довольно много места будет отведено разговорам о деньгах, читателю полезно будет познакомиться с французскими монетами той эпохи, от самых мелких до самых крупных. Самой мелкой монетой считался денье. Далее следовали:

1 лиар = 3 денье,

1 су = 4 лиара,

1 ливр = 1 франк = 20 су,

1 экю = 3 ливра,

1 пистоль = 10 ливров,

1 луидор = 2 пистоля,

1 двойной луидор (он же квадрюпль) = 4 пистоля.

Пистоль, собственно говоря, был испанской золотой монетой, но имел хождение в нескольких европейских государствах, в том числе и во Франции. Луидор, как явствует из названия (луи д’ор – золото Людовика) также был золотым. Из золота до 1641 г. чеканилось и экю. Ливр был серебряным, прочие монеты – медными (хотя су иногда изготовлялось из железа).

3

Животным святого Губерта во Франции издавна считался олень.