Сойти с ума. Краткая история безумия - Юрий Владимирович Каннабих Страница 19

По многим причинам, разбор которых не входит в предмет настоящего исследования, допетровская Русь не знала той высокоорганизованной системы духовных судилищ, которые с конца XV века, после знаменитой буллы папы Иннокентия VIII, в течение двух столетий то и дело вмешивались в судьбы нарождающейся психиатрии, нередко истребляя душевнобольных с бредом самообвинения или же вырывая совершенно такие же признания из уст вполне здоровых людей. Однако существовавшее прежде мнение, что в России не было решительно никаких процессов о ведьмах и колдунах, в настоящее время оставлено. В царствование Алексея Михайловича не раз пылали костры с колдунами. Сначала это имело место всякий раз «по нарочитому повелению», но вскоре последовали общие указы, распубликованные через воевод и излагавшие правила, кого излавливать и как допрашивать и по какому ритуалу жечь огнем. Так, например, «175-й год, сентября в 13-й день, боярин и гетман Иван Мартынович Брюховецкий в Гадяче велел сжечь пять баб-ведьм, да шестую гадяцкого полковника жену… за то, что они его, гетмана, и жену его портили и чахотную болезнь на них напустили». Кроме того, носятся у них в Гадяче слова, «будто бы де те же бабы выкрали у гетмановой жены дитя из брюха». Документы такого рода, разысканные и собранные Новомбергским в его исследовании «Колдовство в Московской Руси XVII века», приоткрыли нам завесу над фактами, существование которых явилось для многих совершенно неожиданным. Много интересного материала приведено Лахтиным[1]. Однако все эти сообщения, крайне существенные для изучения истории суеверий в России, не имеют все же прямого отношения к истории развития научной психиатрии. Интересующихся этим вопросом мы отсылаем к соответствующим источникам.

В царствование Федора Алексеевича — непосредственного предшественника петровской эпохи — был издан специальный закон (1677), по которому не имели права управлять своим имуществом, наряду с глухими, слепыми и немыми, также пьяницы и «глупые». Законодательство того времени было уже настолько просвещенно, что относило таких «глупых» к категории «хворых», т. е. больных. Понятие о душевной болезни как о чем-то независимом от сверхъестественных сил уже существовало в России в течение всего XVII века. В Западной Европе в это время еще были отдельные врачи, например Этмюллер, лейпцигский профессор, который считал необходимым проводить дифференциальную диагностику между манией и одержимостью демоном. Видимо, благодаря пассивности русского духовенства русские люди не подвергались такой многовековой демонологической обработке, какая была уделом населения католических стран в течение всего средневековья.

Относительно Греции XVI и XVII века известно, что душевнобольные содержались в Дафнийском монастыре на пути из Элевзиса в Афины. Положение их было довольно печальное — они не пользовались никаким уходом. Наоборот, в Турции уже в 1560 г. основано было султаном Сулейманом в Константинополе специальное заведение, будто бы отличавшееся своим поразительным благоустройством.

Психиатрия XVI века

Вивес об уходе за душевнобольными

В Западной Европе в XVI веке и в первую очередь во Франции и в Италии создалась атмосфера, сравнительно благоприятная для трезвых научных исследований и психиатрических наблюдений. Бернардино Тилезио (1508–1588) рассматривает душу как тончайшую материю и решается утверждать, что способность ощущения, обычно приписываемая только душе, есть одно из основных свойств вещества. Томазо Кампанелла (1568–1639) говорит о пороге ощущений, а Людовик Вивес (Vives, 1492–1540) отказывается исследовать, что такое душа, интересуясь только ее свойствами и проявлениями. Так поставлена была впервые с полной ясностью основная проблема материалистической психологии: точное изображение явлений сознания как одного из свойств материи. Из перечисленных авторов для нас особенно важен Вивес. Мало того, что он в вопросах опытной психологии шел вперед «уверенным шагом вождя», отчетливо понимая, что сквозь сеть схоластических понятий необходимо наконец добраться до самых вещей, — Вивес, этот законченный представитель итальянского Ренессанса, высказал несколько замечательных для его времени положений по вопросам практической психиатрии. Он говорил:

«Так как нет ничего в мире совершеннее человека, а в человеке — его сознания, то надо в первую очередь заботиться о том, чтобы человек был здоров и ум его оставался ясным. Большая радость, если нам удается вернуть в здоровое состояние помутившийся разум нашего ближнего. Поэтому, когда в больницу приведут умалишенного, то нужно прежде всего обсудить, не является ли это состояние чем-то от природы свойственным этому человеку, а если нет, то в силу какого несчастного случая оно образовалось и есть ли надежда на выздоровление. Когда положение безнадежно, надо позаботиться о соответствующем содержании больного, чтобы не увеличивать и не углублять несчастья, что всегда случается, если душевнобольных, и без того озлобленных, подвергают насмешкам или дурно обращаются с ними… С каждым больным надо обращаться соответствующим образом. С одним — мягко, любезно и вежливо, другого — полезно обучить и просветить; но есть и такие, для которых необходимы наказания и даже тюрьма. Однако такого рода крайними мерами следует пользоваться осмотрительно. Вообще же надо сделать все возможное, чтобы вернуть успокоение и ясность помраченному духу».

Итальянские врачиМеркуриали и его «Консультации»

В это время итальянская медицина выдвинула целую плеяду врачей, которые детально разрабатывали психиатрические вопросы. Монтанус (1498–1551), падуанский профессор, современник Парацельса, в своих «Медицинских консультациях» настоятельно советует употребление теплых ванн; Веттори (1481–1561), Тринкавелла (1491–1563), Валериолла († 1580), Капивацци († 1589) и некоторые другие, все бесконечно далекие от демонологической мистики, еще процветавшей на равнинах Средней Европы, рассматривают психозы как нарушенную функцию мозга — functio corrupla cerebri. Они учат, что причина мании заключается во внутреннем жаре или огне, причина меланхолии, наоборот, состоит в каком-то затемняющем мозг веществе (affectio est tenebricosa, — говорят они). Носителями огня или мрака в том и другом случае являются так называемые spiritus animales, в точном переводе — животные духи, — слова, выражающие, на первый взгляд, пустое метафизическое понятие. Однако если вчитаться в подлинные тексты врачебных трудов XVI века, этот термин перестает звучать так непонятно и странно: животный дух оказывается не столько духом, сколько тончайшим газообразным веществом, выделяющимся из крови и действующим на головной мозг. Здесь перед нами не столько метафизическое в тесном смысле слова, сколько гипотетическое построение, пытающееся объяснить интоксикацию нервных центров какими-то невидимыми продуктами, циркулирующими в