Мартин Стивен - Совесть короля Страница 2

Марло вскочил с места. Пули остался сидеть, наблюдая за ним, спокойный внешне, но внутренне напряженный, словно готовый к бою клинок. Фризер и Скирс, сообщники Роберта Пули, нервно оглядывались и в ожидании дальнейших указаний бегали глазами от Марло к своему предводителю. Кристофер посмотрел на них, и губы его скривились в презрительной усмешке. Он начал раздеваться: сначала камзол, затем крахмальный кружевной воротник. Бедняцкая одежда была сложена на столе, ожидая его. Какие-то лохмотья, грязноватая куртка, источавшая сильный запах пота…

Предполагалось, что в мир иной отправится молодой моряк, но тело, которое предстояло передать местному правосудию, считалось бы принадлежащим Кристоферу Марло. В Дептфорде человеческое тело ценится дешево, а души — тем паче.

Но тут вмешалось само провидение. Накануне вечером в четырех милях отсюда, у колодца Святого Фомы, повесили сумасшедшего пуританина, автора злокозненных прокламаций. Джон Пенри был лишь на год старше Марло, а по иронии судьбы также оказался родом из Кембриджа. Небольшая сумма для могильщика, которого мало заботило, где похоронен повешенный, способствовала опустошению дешевенького гроба, а высокий воротник, надетый вместо кружевного воротничка Марло, надежно скрыл следы от веревки. В общем, с пуританином было куда меньше возни, чем с матросом. Прежде всего, того пришлось бы напоить, что не представляло труда, но вот отделаться от его друзей виделось более сложным делом. Впрочем, кто переполошится из-за очередного мертвого матроса? Еще меньшее число людей обеспокоится по поводу того, кто все равно уже мертв. А покойник, чьи пальцы перепачканы чернилами и чьи ладони не несут на себе следов мозолей от корабельных канатов, — такой покойник представлялся сущей находкой.

Переодевание в чужое грязное платье отрезвило Марло. Набитый кошель глухо позвякивал, и поэт был почти уверен, что Пули и те двое не замедлят наброситься на него. Но нет, пока все спокойно. Они, конечно, наверняка попытаются избавиться от Кристофера — вопреки уговору с ним самим и второму соглашению, заключенному с Генри Грэшемом. Будь Пули глуп, он не прожил бы так долго и не преуспевал бы, как ему до сих пор удавалось, в преступном мире Англии. Он не рискнет совершить это черное дело в доме. Один или два человека будут поджидать его на дептфордской набережной, подумал Марло. Или, что еще более вероятно, дело сделает какой-нибудь матрос с брига, который должен отчалить с отливом. Еще бы. Роберт Пули — умелец творить черные дела.

Кристофер кивнул мужчинам. Пули шагнул за дверь, но через минуту вернулся.

— Никого, — коротко бросил он. Чем меньше говорил Пули, тем большая опасность от него исходила.

Марло было не по себе в грязном платье простолюдина. А как хотелось ему осуществить великий эффектный уход, подобно герою пьесы, или же самому принародно прочесть эпилог собственной жизни! Какие строки он написал для Фауста?..

Обломана жестоко эта ветвь,Которая расти могла б так пышно.

Вместо этого драматургу в голову пришла строчка из той же пьесы:

Мой ад везде, и я навеки в нем.

Трое наблюдавших за поэтом не могли видеть его внутреннего смятения. Мгновение он стоял у низкой деревянной двери — молча, неподвижно, — а в следующую секунду уже ушел в сгущающиеся вечерние сумерки. Его видели живым в последний раз. Несколькими минутами позже они учинят драку, которая якобы будет стоить поэту жизни, а тело несчастного Джона Пенри, так удачно подвернувшееся, подготовят к погребению и предадут земле под именем Кристофера Марло.

Глава 1

Подлое, как все убийства.

Май 1612 года

Театр «Глобус»

Бэнксайд, Лондон

Синева неба ослепляла. Тонкая завеса висевшего над Бэнксайдом дыма разъедала глаза. Повсюду стоял запах сырой древесины, сок которой, пузырясь и вскипая, щекотал нос, смешиваясь с еще более тяжким зловонием морского угля. Дым, похоже, оставил попытки победить солнечные лучи — те словно задались целью поджарить мужчин и женщин, все еще одетых по большей части в тяжелую шерстяную одежду, источавшую густой затхлый запах долгой зимы.

Пятьсот лет назад норманнские завоеватели возвели лондонский Тауэр, чтобы властвовать над физической оболочкой людей, и собор Святого Павла, дабы властвовать над их умами. Громады обоих зданий по-прежнему высились над лондонцами, олицетворяя собой могущество и власть. Но минули столетия, и на свет появился новый властелин — шумный, не ведающий никаких законов и потому крайне опасный. Лондоном завладел его величество Театр.

Народ тысячами валил на театральные постановки: корабельные плотники и моряки, ткачи и суконщики, сапожники и портные — иными словами, весь лондонский мастеровой люд. Из высоких купеческих особняков и едкого зловония мастерской шляпочников по узким улочкам, на которых пронзительные крики торговцев перекрывали цокот копыт и грохот колес, они толпами стекались на Лондонский мост или кричали с пристаней, желая переправиться на другой берег: «Эй, кто на восток? Эй, кто на запад?» Лодки сновали вдоль причалов, мельтеша и суетясь, словно мухи над конским навозом.

Над «Глобусом» гордо реял флаг; сам театр с его высокими стенами был надежно защищен от ветра и прочих превратностей погоды. Правда, сырой климат брал свое. Деревянные балки трескались и кряхтели, словно разбуженный домочадцами старик.

— Ну прямо-таки молодящаяся старуха! — воскликнул Джон Хэмминг, один из основателей труппы. — Никакая краска, никакая позолота на свете не способны скрыть эти трещины!

Несмотря на недомогание, Актер улыбнулся его шутке: он любил «Глобус». Он был здесь одиннадцать лет назад в ту знаменитую ночь, когда актеры разобрали театр на бревна и доски, своими глазами видел длинную череду повозок, а затем и лодок. Труппа переправилась на другой берег, чтобы там, на просторном лугу, заново возвести здание. Земля, на которой стоял театр, не принадлежала актерам лорд-канцлера, лучшей труппе всех времен, но бревна и доски, из которых он был построен, являлись их собственностью. Скотина Аллейн, хозяин земельного участка, грозил согнать лицедеев с насиженного места. Что еще оставалось? Они взяли то, что принадлежало им по праву, и по бревнышку, по досточке перевезли через реку, чтобы основать там свой новый дом — «Глобус».

— Я бы не советовал тебе смотреть так долго, старый друг, — мягко обратился к Актеру Хэмминг. — Чем дольше смотришь, тем скорее начнешь думать, будто мы и впрямь что-то собой представляем.