Валерий Чудов - Честь превыше смерти. Исторические рассказы Страница 2

А потом победно грохотали пушки, отбитые у врага.

Несколькими днями позже, диктуя писцу наградные листы, Суворов запнулся, когда речь пошла об отце Трофиме:

– Какую награду я могу просить для него? Воинские награды священникам не положены, да и светские тоже… Знаешь что, опиши-ка ты его подвиг, а уж Григорий Александрович сам решит, что просить для попа у матушки-императрицы.

Князь Потемкин-Таврический удивлялся, читая о полковом священнике:

– Экий героический поп! Отметить надо непременно. Каков пример христианскому воинству! Только вот что просить для него? Подобных случаев не бывало…

Подумав немного, он сказал секретарю:

– Представим подвиг как есть и попросим для него Креста на шею, а уж Ее Величество сама решит, что добавить. Пиши: Полоцкого пехотного полка священник Трофим Куцинский во время штурма Измаильского, ободряя солдат к храброму с неприятелем бою, предшествовал им в самом жесточайшем сражении. Крест Господен, который он, яко знамение победы для воинов, носил в руках, пробит был двумя пулями. Уважая таковую его неустрашимость и усердие, осмеливаюсь просить о пожаловании ему креста на шею.

Екатерина Вторая всегда серьезно и внимательно относилась к наградным листам. Услышав о деяниях отца Трофима, она заметила начальнику канцелярии:

– Случай особый и отличить его следует достойно. К тому, что написал светлейший, добавь «Крест на Георгиевской ленте, осыпанный бриллиантами, и пожаловать пенсиями: единовременной в 500 рублей и пожизненной 300 рублей ежегодно».

Чуть позже, по духовной линии, он был возведен в сан протоиерея.

Отец Трофим был первым священником, получившим крест на Георгиевской ленте. Залечив рану, он продолжил службу в Днепровском полку, а затем – под начальством графа Румянцева-Задунайского. Уйдя с военной службы в 1795 году, Куцинский обосновался в Подольской (Брацлавской) епархии.

И жить бы ему там до конца жизни в благоденствии. Но уж очень беспокойный характер был у отца Трофима. В 1797 году он оказался впутанным в «кляузное дело». Состояло оно в том, что Куцинский, человек, бесспорно, неуживчивый, своевольный и горячий, подал в Святейший синод донос на епископа Иоанникия. Синод признал донос несправедливым и послал дело на рассмотрение императора.

К тому времени скончалась Екатерина Вторая. На престол взошел Павел Первый, который не любил свою матушку и все делал наперекор ей. Для России наступили новые времена, ушли в тень славные победы русского оружия.

Император Павел всегда был скор и на суждения, и на расправу. Часто, не вникая в суть дела, он полагался лишь на свое личное мнение и на доклады царедворцев. И когда ему представили дело Куцинского, он возмутился:

– Не дело императору заниматься проделками какого-то прохиндея-попа!

– Поощряла его Ваша матушка, императрица, и потому награды можете снять только Вы, Ваше Величество.

– Ну так давайте указ, раз считаете нужным, я подпишу, – нетерпеливо сказал Павел.

Так, по «кляузному делу» Трофим Егорович Куцинский враз лишился креста, пенсии, места и был отправлен в монастырь «на исправление». Так ставленник Греческого митрополита, герой Измаила, увековеченный историческими данными, легендами и рисунками, превратился в ссыльного «протопопа». Для него это было как гром среди ясного неба. Начались его беды и мытарства.

Он пробыл в изгнании 1 год и 4 месяца, затем его вернули в Минскую епархию, но места не дали. Награды ему тоже не возвратили.

Тем не менее отец Трофим верил в справедливость верховной власти. И в 1800 году он подал прошение на имя императора, в котором писал «…остаюсь при крайнем бессилии далее пропитать себя с семейством. Всеподданнейше прошу повеления возвратить… мне мои грамоты…»

Павел Первый был в бешенстве:

– Что себе позволяет этот поп! Что император может менять свое мнение из-за хотения какого-то прохвоста?! Отказать! И если еще напишет, отправлю в Сибирь!

Весной 1801 года император Павел был убит. На престол вступил его сын Александр. И ему, с надеждой, отец Трофим послал новое прошение с просьбой восстановить его привилегии.

Император Александр Первый, слывший образованным государем, внимательно выслушал прошение и спросил у начальника канцелярии:

– Кто награждал священника?

– Ваша бабка, императрица Екатерина, Ваше Величество.

– За что?

– За подвиг, совершенный при взятии Измаила.

– А кто лишил почестей?

– Ваш батюшка, император Павел.

– И было за что?

– Судя по «кляузному делу», было.

– Значит, только я могу восстановить его в правах?

– Так точно, Ваше Величество.

– Ну так разберитесь.

После разбирательства Куцинскому вернули только пожизненную пенсию в 300 рублей. Но неугомонный отец Трофим не остановился на этом и отправил новую бумагу с просьбой полной реабилитации.

Когда новое прошение добралось до императора, тот сразу же вспомнил:

– Опять этот поп? Что еще он хочет?

– Просит в память его бывших заслуг вернуть ему крест на Георгиевской ленте, пожалованный императрицей Екатериной Второй.

– Может, действительно вернуть ему крест? Все-таки подвиг совершил. Да и коронация моя на носу. Надо проявить милость.

И Куцинскому вернули награду.

Следует отметить, что в те времена нужно было иметь много энергии, гражданского мужества и смелость, чтобы последовательно подавать двум императорам по два прошения каждому за короткий срок, чтобы упорно отвоевывать для себя все утраченное и не смущаться, если какое-нибудь из прошений будет возвращено «с надранием».

В течение нескольких лет отец Трофим перебирался из одной епархии в другую и даже служил священником в двух полках, на Кавказе и в Москве.

Но болезни донимали его. В 1805 году он попросил отставки и паспорт для отъезда за границу, в Яссы, к родственникам жены. В том же году Куцинский навсегда уехал из России.

Где успокоилась душа измаильского героя отца Трофима? Неведомо, земля какого государства приняла его останки, как и неведомо место захоронения тысяч и тысяч воинов, положивших жизни при штурме крепости Измаил.

Осенью 1811 года группа казаков возвращалась домой после войны с турками. Путь их пролегал через Бессарабию. Стояла теплая, солнечная погода. Казаки ехали по сухой Буджакской степи и наслаждались тишиной и спокойствием окрестностей. Неподалеку от большого села Татар-Бунар они заметили фигуру, одиноко стоявшую на обочине дороги. Это был старик с бородой, одетый в старого кроя мундир. Из-под засаленной треуголки торчали седые волосы. Живые глаза пытливо всматривались в проезжающих. Он ничего не сказал, только отдал честь. Когда всадники проехали, один из казаков сказал другому:

– Ты заметил медаль на его груди?

– Нет. Я заметил лишь крестик на ленточке.

– Это медаль «За взятие Измаила». Их давали только офицерским чинам. Я знаю, потому что такая же у нашего полковника. Он ею очень дорожит.

– Как же она оказалась у старика?

– Многие из здешних принимали участие во взятии Измаила как добровольцы. Их называли арнаутами. Возможно, он был в полковом управлении или командовал отрядом.

– Неисповедимы пути Господни, – философски отметил второй казак.

Миллионы людей много сотен лет говорили эти слова. И у каждого была своя судьба.

Скачи к своей славе, герой!

Он родился в дворянской семье, когда могилевские земли еще входили в состав Речи Посполитой, начал службу в польской армии, потом перешел в русскую с чином секунд-майора Белорусских шляхетских хоругвей. О дальнейшей удивительной судьбе Ефима Игнатьевича Чаплица – этот рассказ.

– Доставите письмо Суворову, господин майор, – сказал Потемкин. – В нем – мой ультиматум сераскиру крепости Измаил. Так что будьте внимательны и осторожны в дороге. Отправляйтесь немедленно.

Молодой стройный офицер взял пакет и отдал честь. У него было худощавое лицо с высоким лбом, тонкий, длинноватый нос и светлые усики. Заметив небольшое колебание курьера, главнокомандующий спросил:

– В чем дело?

– Дозвольте присутствовать при баталии, ваша светлость.

Карие глаза молодого человека смотрели умоляюще.

Князь встал из-за стола, подошел к офицеру и уставился на него своим единственным глазом. Он был на полголовы выше подчиненного и поэтому смотрел сверху вниз.

– Я зачем тебя вытащил с твоей Могилевщины, шляхтич?

Потемкин нарочито вытянул губы, когда произносил букву «в», имитируя белорусское произношение. Получилось «Могилеувщины».

После первого раздела Польши Екатерина Вторая подарила своему фавориту земли во вновь образованной Могилевской губернии. Там и приметил князь смышленого, расторопного секунд-майора Чаплица, служившего в Белорусских шляхетских хоругвях. Он забрал его к себе в штаб и не пожалел. Офицер был умен, надежен и с рвением выполнял поручения.