Георгий Свиридов - Ринг за колючей проволокой Страница 2

Шуберт остановился и кого-то поманил пальцем. Говен увидел старика в полосатой одежде политзаключенного, Подобострастно изогнувшегося перед лагерфюрером. Это был Кушнир-Кушнарев. Доктор терпеть не мог этого наемного провокатора с дряблым лицом и мутными глазами наркомана. Говен знал, что Кушнир-Кушнарев был царским генералом и занимал пост товарища министра в правительстве Керенского. Выброшенный Октябрьской революцией, он бежал в Германию, где промотал остатки состояния, опустился, служил швейцаром в известном публичном доме. был куплен английской разведкой и схвачен гестаповцами. В Бухенвальде он вел жалкую жизнь до войны с советской Россией. Когда в концлагерь начали поступать советские военнопленные, бывший генерал стал переводчиком, а затем, проявив усердие, сделался провокатором.

Кушнир-Кушнарев протянул Шуберту какую-то бумажку. Говен, заметив это, прислушался к разговору, происходившему за окном.

— Здесь их пятьдесят четыре, — сказал Кушнир-Кушнарев. — На каждого есть материал. Лагерфюрер пробежал глазами список и передал его Вальпнеру.

— Вот вам еще одна штрафная команда. Надеюсь, больше недели не просуществует.

Лейтенант спрятал бумагу.

— Будет исполнено!

Шуберт повернулся к агенту.

— Господин бывший генерал, — голос лагерфюрера звучал угрожающе, — для чего мы вытащили вас из барака? Неужели там вам больше нравилось? Отвечайте!

— Никак нет, герр капитан, — удивленно заморгал глазами Кушнир-Кушнарев.

— Тогда скажите, для чего вы прибыли сюда? Бухенвальд не дом отдыха. Мы вами недовольны. Вы плохо работаете.

— Я стараюсь, герр капитан.

— Стараетесь? Ха-ха-ха… — Шуберт рассмеялся. — Вы в самом деле считаете, что стараетесь?

— Так точно, герр капитан

— Не вижу. Сколько в последней партии русских вы опознали коммунистов и командиров? Десять? Что-то слишком мало

— Вы сами были свидетелем, герр капитан.

— В том-то и дело. Ни я, ни кто другой вам не поверит, что из пятисот пленных только десять коммунистов и командиров. Никто! Я на этот раз прощаю вам, но в будущем учтите. Если все мы будем работать так же, как вы, то и за сто лет нам не очистить Европу от красной заразы. Понятно?

— Так точно, герр капитан.

— А за сегодняшний список получите вознаграждение отдельно.

— Рад стараться, герр капитан.

Майор смотрел на лысину Шуберта, на его широкий зад и тонкие ноги. Тряпка! Офицер СС — личных охранных отрядов фюрера, — капитан дивизии «Мертвая голова», дивизии, в которую мечтают попасть десятки тысяч чистокровнейших арийцев, ведет себя хуже рядового полицейского, нисходит до беседы с грязными провокаторами, да еще либеральничает с ними. Майор Говен считал всех изменников и перебежчиков, так же как и евреев, открытыми врагами Великой Германии. Он им не доверял. Он был твердо убежден в том, что человек, струсивший однажды и ради личного благополучия изменивший своей родине или нации, может предать во второй и в третий раз. У таких в крови живут и размножаются бациллы трусости и предательства.

По аллее протопали три эсэсовца: начальник крематория старший фельдфебель Гельбиг и два его помощника — главный палач Берк и гориллообразный великан Вилли. О последнем Говену рассказывали, что он когда-то, будучи боксером-профессионалом, возглавлял банду рецидивистов. Гельбиг шел грузно, широко расставляя ноги, и нес, прижимая к животу, небольшой ящик. В глазах майора Говена мелькнул алчный огонек. Говен, черт возьми, знал о содержании ящика. Там драгоценности. Те, что заключенные утаили при обысках. Но от арийца ничего не скроешь. После сжигания трупов пепел просеивают. Выгодное занятие у Гельбига! По его округлившемуся лицу видно, что не напрасно он променял почетную должность начальника оружейного склада на далеко не почетную работу заведующего крематорием и складом мертвецов…

Дверь, ведущая в кабинет коменданта, наконец, с шумом распахнулась. Показалась фрау Эльза. Ее огненно-желтые волосы вспыхивали в лучах солнца. Мужчины как по команде встали. Густ, опережая других, поспешил навстречу фрау. Она протянула лейтенанту руку, открытую до локтя. На запястье сверкал и переливался всеми цветами радуги широкий браслет с алмазами и рубинами. Тонкие розовые пальцы были унизаны массивными кольцами. Густ галантно расшаркался, поцеловал протянутую руку и хотел что-то сказать. Видимо, новый комплимент. Но взгляд хозяйки Бухенвальда заскользил по лицам присутствующих и остановился на майоре Говене.

— Доктор! Вы, как всегда, легки на помине…

У майора, сорокалетнего холостяка, знавшего толк в женщинах, кровь отхлынула от лица. Фрау Эльза приближалась к нему. Он видел бедра, схваченные коротким куском тонкой английской шерсти. При каждом шаге фрау Эльзы они покачивались, как у египетской танцовщицы. Майор почти физически чувствовал их упругость. Не отрываясь, скользнул вверх, обнял взглядом узкую осиную талию, высокую грудь.

— Вы, как всегда, легки на помине, — продолжала фрау Эльза, — я должна вас поблагодарить, дорогой доктор. Последняя партия имеет необычайный успех!

Ноздри доктора Говена вздрагивали. Подавшись вперед, он слушал, отвечал и — смотрел, смотрел в глаза женщины, которые магнетизировали, притягивали, обещали.

Фрау Эльза удалилась, оставив после себя тонкий аромат парижских духов. В приемной воцарилась тишина.

Майор Говен снова опустился в кресло и, приняв каменное выражение лица, мысленно возвратился к разговору с женой коменданта. Он, вспоминая каждое слово, каждую произнесенную ею фразу, обдумывал их, осмысливал, стараясь узнать больше, чем они значили на самом деле. Путь к сердцу женщины иногда лежит через ее увлечения В этом он убеждался не раз. А фрау Эльза увлекалась. Пусть сейчас сумочками. Она даже сама, именно сама, подготовила эскизы новых моделей. Прекрасно! Ради такой женщины можно, черт возьми, повозиться! В этом тухлом лагере одно ее присутствие снова делает доктора мужчиной. Кстати, фрау Эльза изъявила желание лично подобрать материал для будущих сумочек и абажуров. Надо не зевать. Завтра же он прикажет организовать внеочередной медицинский осмотр заключенных. В любви, как в охоте, важно поймать момент!

Когда майора Адольфа Говена пригласили к полковнику, он направился в кабинет, сохраняя достоинство и уверенность. Проходя мимо адъютанта, он не посмотрел на него и лишь краем глаза поймал на лице Ганса Бунгеллера язвительную улыбку. Занятый своими мыслями, майор не обратил на нее внимания. А жаль. Лицо адъютанта лучше барометра говорило о «погоде» в кабинете полковника.