Геннадий Ананьев - Князь Воротынский Страница 2

Рынды, в белоснежных атласных кафтанцах с разговорами на груди и золотой цепью наперекрест, не преградили князю дорогу посольскими топорами, но и не поклонились. Не шелохнулись, когда он проходил. Князь тоже миновал их словно истуканов, привычно стоявших по обе стороны парадной двери, как составную часть этих дверей.

В Золотой палате тоже все привычно-празднично. На лавках, похожие на расперившихся клуш, восседали думные бояре. В мехах дорогих, в бархате, шитом золотом и усыпанном жемчугами. Головы боярские украшали высокие горлатные шапки, а руки с унизанными самоцветовыми перстнями пальцами чинно покоились на коленях. За спинами бояр стояли белоснежные рынды с поднятыми, словно в замахе, серебряными посольскими топорами; рынды похожи были на ангелов, оберегающих трон, на котором восседал, еще более бояр расперившийся мехами и бархатом в золоте, жемчуге и самоцветах царь Василий Иванович.

Размашисто перекрестившись на образ, висевший на стене близ трона государя, поклонился князь Воротынский поясно государю, коснувшись рукой наборного пола, и молвил:

– Челом бью, государь. Дело срочное привело меня к тебе в доспехах ратных.

– Садись. Место твое в думе всегда свободно.

И в самом деле, между князьями Вельскими и Одоевскими оставалась пустота на лавке. Почетное место. От трона недалеко. По породе. По отчеству. Владимировичи они, оттого и место знатное. Прошел к своему законному месту князь Воротынский, но не сел. Спросил, вновь поклонившись:

– Дозволь, государь, слово молвить. Несчетно коней сменил, спеша с вестью тревожной. Прямо с седла и – к тебе, великий князь.

– Вот и передохни малое время, пока мы по послам литовским приговор приговорим.

Умостился на лавку князь и только теперь почувствовал, что торжественность в палате насупленная. Обидели послы, выходит, и великого князя, и думу. И пока, как понял Воротынский, еще не выплеснулась наружу та обида. Не начался суд да ряд. Утихомиривали гнев бояре, чтобы сгоряча не наговорить лишнего, а чтобы мудро и чинно вести речи.

– Ну, что скажете, бояре? – обратился к думе царь, тоже, видимо, уже начавший успокаиваться и, как обычно, уже принявший какое-то решение, но желающий еще послушать своих верных советников.

Бояре помалкивали. Зачем зачин делать. Пусть сам Василий Иванович определит, кому первому речь держать. Тот так и сделал. Обратился к юному князю Вельскому:

– Твое слово, племянник мой любезный.

Встал князь Дмитрий Вельский. Сотворив низкий поклон, ответствовал:

– Сказ наш один: под Литву не пойдем. Негоже отчинами Рюриковичей владеть иноземцам. Иль у дружинников наших мечи затупились?

– Одоевские?

– Не отдавай нас литвинам поганым. Верой-правдой служили тебе, государь, как присягнули. Так же и далее служить станем.

– Воротынские?

– Челом бьем, государь. Твои мы присяжные!

– Ладно, тогда. Так послам и ответим: на чужой каравай пусть рта не разевают. – Помолчал немного и кинул взор на Ивана Воротынского: – Сказывай теперь твою спешную весть.

– Дозволь сперва по Литве молвить? Отчину твою, землю исконно русскую, Литве не видать. Только повременить бы с ответом. Пусть дьяки Посольской избы исхитрятся, время растягивая, а ты, Великий князь, еще раз им прием назначь. Да не вдруг. Пусть потомятся. Не убудет с них.

– Отчего такая робость? Иль у Литвы сил поболее нашего?

– Не робость, государь. Мы за тебя животы свои не пожалеем, а дружины наши – ловкие ратники, только послушай, государь, и бояре думные послушайте: весть я получил, будто Магмет-Гирей вот-вот тронется в большой поход…

– Полки завтра выходят на Оку. Главным воеводой поставил я князя Дмитрия Вельского. С ним стоять будет и мой брат любезный, князь Андрей Иванович. Сил достанет остановить крымцев. Пойди и ты с ними, князь Иван.

– Повеление твое исполню. С дружиною своею пойду. Только не все я еще поведал. Магмет-Гирей повезет в Казань, большим войском задумку свою подпирая, брата своего Сагиб-Гирея, чтобы взять для него ханский трон у Шигалея. Потом ополчить Казань и вместе воевать твои, государь, земли.

– Посол мой в Тавриде боярин Федор Климентьев и митрополит Крымский и Астраханский ничего мне не шлют. А как тебе ведомо стало?

– Станицу, из сторожи высланную, крымцы пленили, а нойон – из бывших моих дружинников, Челимбек по-ногайски. Его пять лет назад крымцы в бою заарканили. Я думал, сгинул смышленый ратник, а гляди ж ты – нойон. Он казакам бежать позволил, мне же весть послал.

– Челом бью, государь, – поднялся князь Шуйский. – Не с Литвой ли сговор у крымцев? Мы рать всю на Оку, оприч того в Мещеру, да во Владимир с Нижним, а Литва тут как тут. Твою, князь Иван, вотчину в первую голову воевать примутся. Смоленские да Черниговские земли им зело как возвернуть желательно.

– Что скажешь, князь Иван? – спросил царь Василий Иванович. – Не прав ли князь Шуйский?

– Не прав. Поверх вести нойона я казачьи станицы за языком из нескольких сторож послал. Двоих знатных приарканил. Везут их сюда, государь. Сам сможешь допросить. Им тоже ведомо о задумках братьев Гиреев. Тумены со дня на день двинутся. Сполчились уже.

Поднялся со скамьи Дмитрий Вельский.

– Дозволь, государь? – И, дождавшись кивка Василия Ивановича, заговорил самоуверенно: – Казань, ведомо князю Воротынскому, присягнула Шигалею, волею нашего государя на ханство венчанного. Я сам его возил туда. Отменно, скажу я вам, принят Шигалей не только уланами и вельможами ихними, но и простолюдинами. Не опасная, считаю, до поры до времени Казань. Станет она сопротивляться Магмет-Гирею. Крови друг другу пустят, до рати ли после того против государя нашего? Да и то, если подумать, разве не понимают казанцы, что в ответ на набег государь наш зело их накажет. Не вижу нужды брать ратников из городов, на которые Литва аппетит имеет. Пять полков на Оке – малая ли сила? Сторожи еще на засечной полосе. На бродах засады поставим. Крепкие, чтоб смогли сдержать крымцев на то время, пока полки подоспеют. В Коломне встанет полк левой руки, в Серпухове – большой полк и правой руки. Сторожевой и Ертоул – по переправам. Ертоул на переправах станет надолбы ставить.

– Все верно, князь Дмитрий, только мой совет государю такой: в Нижний Новгород рать послать, во Владимир. На Нерли броды околить. Посошников можно послать, не дробя Ертоул. В Коломну направить знатную рать с главным воеводой.

– Иль у тебя ратного умения мало? – спросил с иронией Василий Иванович. – Тебе с братом моим в Коломне стоять. А главным один останется – князь Вельский.

– Воля твоя, государь, – ответил Иван Воротынский, весьма расстроенный тем, что сообщение, которое он считал очень важным, воспринято с недоверием, как хитрый ход коварных литовцев. И все же он попытался настоять на своем еще раз: – Дозволь, государь, Разрядной избе еще раз обмозговать. Со мной вместе. Пусть за ней останется последнее слово.