Сергей Городников - Порученец Царя. Нарвский дьявол Страница 2

Тот, кого она назвала Вольдемаром, запер дверь золоченой крепкой задвижкой. Стянул с лица шарф к подбородку и вернул ей оба ключа, от кабинета мужа и от стенного тайника. Она живо спрятала их под подушку широкой постели.

– Клара, – покорно опускаясь на левое колено, он подхватил сразу все её тонкие пальцы обеих рук, – прошу, не осуждайте моего поведения.

– Ну вот. Я это сделала, чтобы вы убедились, ваши друзья вас обманули. И муж ничего не замышлял против вас и доставшегося вам в наследство от дяди состояния.

Он смущённо опустил лоб в её горячие ладони.

– Вы должны меня простить, – произнёс он с искренним раскаянием и посмотрел снизу вверх в её большие голубые глаза. – Граф предан королю, и все это знают. А король столько раз доказывал неприязнь к нашему рыцарству и использует любой повод, чтобы отнять у нас земли и собственность в свою всегда пустую казну.

Женщина с пониманием кивнула.

– Я сама из Курляндии, где он разорил многих баронов, – тихо заметила она.

Его, казалось, до глубины души тронуло такое признание.

– У меня не было ни матери, ни отца – никого, – дрогнув голосом, произнёс он с полным доверием, как если бы хотел найти в ней близкого участия. – Я дурно воспитан и легко верю тому, чего не может быть. Клара, дорогая, будьте мне великодушной сестрой и советчицей!

Она отозвалась не сразу, как будто силясь обдумать, что он сказал. Лицо её вытянулось от огорчения и беспомощности.

– Сестрой? – отозвалась она неуверенно. – Какой сестрой? Ах? Что там происходит? – Она сделала слабую попытку высвободить ладони, точно намеревалась открыть дверь. – Мне надо посмотреть, что там за шум.

Поднимаясь с колена, Вольдемар начал осыпать её руки, плечи поцелуями, затем сильно обнял, прижимая к груди.

– Почему, почему сестрой? – вымолвила она слабым от укора и огорчения голосом, прежде чем ответить на страстный поцелуй.

В дверь вежливо постучали. Потом постучали требовательнее. Наконец раздался решительный стук, от которого затряслись дубовые створки.

– Ломайте же! Он там! – резко потребовал по-военному властный мужской баритон, не похожий на голос офицера.

Услышав его, Вольдемар заподозрил, что голос принадлежал пастору, и отпустил женщину. Она пошатнулась не нетвёрдых ногах, пальцами мило прикрыла опущенные веки и изящный носик.

– Как у меня кружится голова, – улыбка тенью блуждала по её сияющему лицу.

Дверь затряслась от толчков сильных тел, они с уверенным топотом сапог бросались на её штурм от перил и после короткого разбега.

– Дорогая, тебе лучше забраться на постель, – оживляясь, предупредил Вольдемар, вновь скрывая лицо шарфом и высвобождая шпагу из ножен. – Сейчас здесь будет шумно. – И уже с беззаботной беспечностью заметил: – Да, кстати, придумай пока что-то правдоподобное для мужа. Можешь называть меня дерзким негодяем.

При последних его словах места креплений возле дверной задвижки жалобно затрещали. Обе створки рывком распахнулись, и в спальню ввалились солдаты, офицер, а за ними пастор. И тут же предупреждение Вольдемара, что будет шумно, замечательно подтвердилось – он не позволил им рассредоточиться, но ему пришлось отступать к раскрытому окну, отбиваясь сразу от нескольких противников.

Лязг шпаг, треск ломаемых стульев, звон разбитого стекла, глухие удары при падении тел и громкие проклятия, вопль вылетевшего в окно солдата, который упал на тучного, остановленного собственным любопытством мясника, перемежались с отчаянным и пронзительным женским визгом, что привлекло на площадь множество окрестных зевак. Со скоростью ураганного ветра по городу распространился слух, мол, на дом губернатора напала и устроила очередной погром ватага пьяных матросов со стоящих в порту английских кораблей, которые развозят повсюду заразу их революции с её неуважением к порядку и властям чужих стран. К ратушной площади стали нестройно подтягиваться городские стражники, на бегу придерживая железные шлемы. Они останавливались в недоумении против рядов шведских солдат, которые окружили здание и никого не подпускали, и увеличивали растерянный гомон толпы. Унтер-офицер, вроде слепой в дневное время совы, напряжённо прислушивался за перемещением шума сражения. Он неуверенно прикидывал, к какому окну надо будет призвать подчинённых, и первым кинулся в обход здания, когда с другой стороны раздался звон осколков выбитого окна и всё внезапно стихло.

– За мной! – прорычал он приказ всем солдатам, словно предстояло схватиться с многочисленным убегающим врагом.

Задыхаясь от возбуждения, Вольдемар легко, как будто только этим всю жизнь и занимался, забрался на крышу губернаторского дома и сразу же отскочил от взмаха нацеленного к его ногам острия шпаги пастора, который полез следом. Тот запутался в одежде, чертыхаясь, с треском ткани разорвал её, обнажив в прорехе военный кожаный камзол, затем отшвырнул обрывок чёрной ткани и в ярости бросился на противника. Вольдемар поджидал его петухом, подбоченившись левой рукой в кожаной перчатке с широкими отворотами. Отбил одно нападение пастора и другое прежде появления за краем крыши головы новобранца, который тут же исчез. Возле ратуши через площадь прозвучал выстрел мушкета, и пуля влепилась в кирпичную трубу рядом с пастором, что вызвало у того поток остервенелой брани в сторону стреляющего, которому он пригрозил шпагой. Оттуда больше не стреляли, но на крышу стал влезать офицер с мушкетом.

– Ну что ж, прощай! – голос, каким Вольдемар объявил странному пастору предложение полюбовно расстаться, был глухим из-за прикрывающего рот шарфа. – К сожалению, я должен бежать.

Он ловко увернулся от выпада шпаги за следующую трубу и, пробежав по крыше, сильно оттолкнулся, пролетел над провалом улочки, разделяющим обращённые к ней дверными входами дома. Словно кошка, мягко опустившись на черепицу крыши противоположного дома, он быстро пересёк её к дальнему углу, с него шумно спрыгнул на пристройку, затем во двор. В твёрдом намерении перепрыгнуть над улочкой следом за ним, пастор разбежался, но в последнее мгновение потерял уверенность, что ему это удастся, и попытался приостановиться на краю черепиц. Он нелепо замахал руками и выронил шпагу, отчаянно стараясь сохранить равновесие. Черепицы угрожающе затрещали, он не удержался и полетел вниз, где как раз приостановилась дорожная карета. Испуганные лошади рванулись вперёд прямо на выезд к площади, однако кучер справился с ними, остановил мордами против толпы, загородив солдатам, стражникам улицу, самую удобную для погони за таинственным беглецом.