Анна Антоновская - Жертва Страница 20

Но Шадиман, все рассчитав, забыл о случайностях, часто расстраивавших самые продуманные планы.

Распахнув дверь, Керим и чубукчи столкнулись с плотным азнауром, обвешанным богатым оружием, но в старой чохе.

– Ты что толкаешься, позолоченный ишак?! – зарычал азнаур.

– Осмелюсь заметить, ты первый толкнул меня, – вежливо посторонился Керим.

– Что?! Я толкнул?! Повтори еще, я тебе устрою рай Магомета.

– Батоно, я тороплюсь…

– Торопишься?! Почему знаешь, ишачий сын, может, у меня минуты нет лишней, а ты меня задерживаешь у дверей.

– Осмелюсь заметить, батоно, ты загородил дверь.

– Я?! Ты что же, воробьиный помет, в неучтивости меня обвиняешь?! Весь Тбилиси знает, что я первый рыцарь! – рявкнул азнаур, схватив намеревавшегося пройти Керима за плечо. – Эй, кто еще здесь не знает меня?!

И одновременно с разных концов духана закричали:

– Победа, азнаур Квливидзе!!

– Будь здоров, азнаур Квливидзе!!

– Пожалуйста, дорогой, к нашему вину!

– Почему к вашему? Мы ближе сидим!

Керим побледнел, быстро обернулся, но чубукчи Шадимана нигде не было, он точно растворился в густом паре.

Керим поспешно шепнул:

– Я от Георгия Саакадзе вести привез.

Квливидзе откинулся, молча посмотрел в глаза Кериму и еще яростнее зарычал:

– Что?! Теперь шерсть моих овец хочешь купить? А кто тебе продаст? В этом году новые чохи ткут для моей стражи. О шерсти с моим мсахури торговаться будешь, а мой долг научить тебя азнаурской вежливости: пять тунг вина выпьешь. Что? Мусульманину нельзя?! Тогда семь проглотишь. Магометане любят семь. Семь и пять всегда двенадцать, по числу ваших святых имамов… Эй, Пануш, пришли двенадцать тунг красного, которое всегда пью.

И под одобрительный хохот Квливидзе поволок Керима в середину духана.

Пануш незаметно кивнул юркому парню. Тот, угодливо изгибаясь, подлетел к Квливидзе:

– Батоно, здесь места мало, просим в другую комнату, там гуляют все азнауры.

Квливидзе, не выпуская Керима, как бы насильно поволок его за стойку, но, очутившись в темной комнате, они скользнули в глубокую нишу и по крутой лестнице спустились в сводчатый подвальчик.

Обменявшись взглядом с юрким парнем, Пануш самодовольно подумал: «Так лучше, от царского замка, кроме убытка, ничего не вижу, а от купцов, кроме пользы, тоже ничего не вижу».

Пануш мысленно похвалил себя за удачное устройство в «Золотом верблюде» глубокой ниши и сводчатого подвальчика. Такое умное помещение сделало его «Золотой верблюд» излюбленным духаном купцов, имеющих тайны. А где тайны, там золото, а где золото, там всегда духанщику весело…

Мягкая ночь расплывалась над заснувшим городом. В домиках, прильнувших к цитадели, словно орлиные гнезда к утесу, гасли поздние огоньки. В дремотной тишине плескалась затихшая Кура. Только в узких окнах Метехского замка желтоватыми бликами мерцали сторожевые светильники.

Из «Золотого верблюда» доносились приглушенные взвизги зурны. Мягкая ночь располагала к веселью или к доброму сну. Но Шадиман, поглощенный своими мыслями, уже видел приближение другой ночи. «Мое предположение оказалось правильным, – подумал озабоченный Шадиман, сняв фальшивую бороду и швырнув ее через мост, – мог бы не утруждать себя беседой в этом пахучем „Верблюде“… И чем там только дышат торгаши? Конечно, открыто брать купцов Ирана и бросать в яму не полезно сейчас… Хотя все эти купцы – лазутчики шаха и, что еще хуже, – Саакадзе… Пытки Высокой башни развяжут язык этому Кериму. Можем узнать веселые новости».

Начальник метехской охраны князь Баака Херхеулидзе по старой привычке обходил замок, проверяя посты.

В полумгле вырисовывались силуэты караульных копьеносцев. Они молча вскинутыми пиками приветствовали проходившего мимо начальника.

Баака хмурился – ни одного часа спокойного. То персидские купцы в коже турецких беков, то турецкие беки в коже персидских купцов. То Вардан Мудрый с наклеенными усами бродит по замку, то Шадиман с наклеенной бородой бродит по майдану. То князья шумно точат мечи на азнауров, то азнауры тихо точат шашки на князей. То княгиня Гульшари в темных коридорах поджидает Луарсаба, то царевич Кайхосро в светлых переходах поджидает княгиню Гульшари.

Баака даже сплюнул; вот проклятое время: то начальник Баака целую ночь мучает охрану, гоняя по всем углам замка и Тбилиси, то охрана всю ночь мучает начальника, сообщив собачьи новости. Спит ли в этом замке кто-нибудь спокойно?! Спит, мутака на моей тахте! Баака злобно посмотрел на луну, мягким серебром обволакивающую башенки и кипарисы Метехского замка, посмотрел на качающийся в лунных лучах фонарик и уже намеревался повернуть в дворцовый сад, как вдруг перед ним, словно из-под земли, вырос Шадиман.

– Гуляешь, дорогой?

– Чтоб черт так гулял! – раздраженно ответил всегда спокойный Баака.

– Кто сегодня так сильно тебя огорчил?

– Ты лучше спроси, кто когда-нибудь меня радовал?

– Как, а разве наш светлый царь Луарсаб не веселит твои глаза?

– Веселит, поэтому целыми ночами скучаю по темным углам.

– Ты самый верный друг царя Картли, хочу, дорогой, с тобой посоветоваться об очень важном деле.

Баака насторожился и решил: о чем бы ни попросил Шадиман, сделать наоборот.

Шадиман взял под руку Баака, и, гуляя по чинаровой аллее, понизил голос:

– Сегодня узнал о намерении Саакадзе шумно войти в Тбилиси. Придется сильные укрепления возвести. Как думаешь, стоит ли просить царя посетить высоты, где князья решили возвести башни? Мне кажется – не стоит. Я, Баграт и Андукапар сами выберем выгодные места.

Баака покосился.

– Царь должен знать рубежи будущих боев.

– А я думал, ты другое посоветуешь, – разочарованно протянул Шадиман, и, помолчав, продолжал: – Тогда, друг, тебе придется удвоить охрану и самому ни на час не покидать Метехи.

Баака еще больше насторожился и угрюмо произнес:

– Незачем удваивать охрану в замке, когда царь выезжает. Моя охрана – верный щит в дороге, она должна сопровождать царя.

– Как хочешь, дорогой, но я думаю, охрана Баграта не хуже твоей охраны.

Перепуганный Баака мысленно решил сопровождать Луарсаба лично с усиленной охраной, но, не дав заметить свой испуг Шадиману, насмешливо сказал:

– Пока ты узнавал в «Золотом верблюде» о шумном возвращении Саакадзе, в Метехи не менее шумно прискакал гонец с посланием от Теймураза Кахетинского.

Шадиман подумал: «От этого начальника не только в золотом, но и в живом верблюде не спрячешься». И с деланным равнодушием произнес:

– Наверное, Теймураз опять просит помощи против шамхала.