Серж Голон - Мятежная Анжелика Страница 20

Глядя на эту картину, Анжелика видела, как сквозь преломление призмы, мрачные и прекрасные моменты своей жизни, проходящие подобно теням облаков над землей, но также предчувствовала, что многое еще остается сокрытым.

Флоримон ни о чем не спрашивал. Он как должное, без комментариев, воспринял присутствие солдат в парке и капитана в доме.

Поведение Монтадура с той ночи, когда он подвергся угрозам со стороны слуг замка Плесси, складывалось из бессильной ярости, безмерного высокомерия и мрачной задумчивости. Он пропадал целыми днями, преследуя гугенотов, и поручал охрану замка лейтенанту. Но гугеноты разбегались по рощам, а на дорогах все так же находили тела драгунов. Тогда Монтадур приказывал повесить первого попавшегося крестьянина, и нередко им оказывался католик. При появлении капитана раздавались проклятия.

Он часто напивался. Тогда неясные страхи, смешанные с одолевавшим его неотступным желанием, выливались в буйные приступы ярости, он бегал по вестибюлю, размахивал шпагой, нанося удары по мрамору перил или по деревянным позолоченным рамам портретов предков семейства Плесси-Бельер, взиравших с высокомерным удивлением на действия этого пузатого пьяницы. Во время таких приступов солдаты предпочитали не попадаться ему на глаза. Он ощущал на себе взгляды слуг, притаившихся за полуприкрытыми дверями. Иногда его бред прерывался серебристым смехом маленького Шарля-Анри, которого забавляла Барба. Тогда он разражался проклятиями. Сначала он оплакивал свою собственную судьбу, но потом на него накатывалась ярость.

– Шлюха! – вопил он, задрав рожу вверх и глядя на верхнюю площадку лестницы. В своем состоянии он не мог преодолеть даже первых ступеней. – Не думай, мне хорошо известно, что ты шляешься ночами по лесу… в поисках мужика…

Анжелика не очень волновалась. Но как он узнал, что она бегала по ночам в лес? Речи капитана оканчивались сбивчивыми обвинениями, относящимися к ланям и колдовству… Однажды, когда Монтадур изрыгал свои вопли, он вдруг почувствовал резкий укол в зад и, обернувшись, увидел, что Флоримон попросту вонзил ему шпагу в мягкое место.

– Не мою ли мать имеете вы в виду, капитан? – спросил Флоримон. – Если это так, то вы должны дать мне удовлетворение.

Монтадур выругался и попытался защититься от быстрой шпаги подростка. Его помутившийся взгляд различал лишь вьющуюся густую черную копну волос. Волчонок! И сама она волчица! Почувствовав, что ранен в руку, Монтадур выронил оружие и стал звать на помощь своих солдат. Те прибежали. Но Флоримон уже упорхнул, показав им нос.

После перевязки и полностью протрезвев, Монтадур поклялся, что изничтожит всех. Но приходилось дожидаться подкрепления. Его положение становилось критическим. Они оказались отрезанными от господина Горма́, а письма, которые он посылал господину де Марийяку, вероятно, перехватывались.

Несмотря на эту стычку, Флоримон, казалось, не представлял себе истинного положения дел. Он постоянно упражнялся в фехтовании со своим конюшим и наставником, охотился на белок и куда-то пропадал на долгие часы. Он сажал Шарля-Анри на плечи и скакал с ним по коридорам. И его звонкий смех вызывал удивление. Иногда он седлал лошадь, брал на седло Шарля-Анри и уносился в поля, не обращая внимания на часового, который делал слабые попытки его остановить, потому что не знал, каковы указания по поводу этого молодого господина-католика.

Однажды Анжелика застала сыновей в уголке гостиной. Флоримон сидел, а Шарль-Анри стоял перед ним в позе ученика, отвечающего урок. Старший раскладывал по стоящим перед ним тарелочкам порошки, которые извлекал из пакетиков с надписанными этикетками:

– Как называется это желтое вещество?

– Это сера.

– А это, серого цвета?

– Это кристаллическая калийная селитра, иначе натриевая селитра.

– Отлично, сударь. Вижу, что вы прилежны. А этот черный порошок?

– Это древесный уголь, который ты просеял через шелк.

– Прекрасно, но вы не должны говорить «ты» своему учителю!

Однажды поздним вечером возле замка раздался взрыв и что-то яркое устремилось в темноту и упало на лужайку перед домом в снопе искр. Солдаты с криком «Тревога!» бросились к ружьям. Монтадур в тот вечер отсутствовал. Распахнулись окна замка. И на всеобщее обозрение предстал вымазанный сажей Флоримон перед аппаратом собственного изготовления, а рядом – Шарль-Анри, в длинной ночной рубашке, который громко радовался успешному запуску ракеты своего «учителя».

Все рассмеялись, включая самих солдат. Анжелика хохотала так, как давно уже не смеялась. Смех облегчил ей душу, на глаза набежали слезы.

– Ах вы, мартышки! – вздыхала Барба. – С вами не соскучишься.

Казалось, с замка спало проклятие. Может быть, тому способствовали и мессы аббата Ледигьера…

На следующий день над башнями замка появился сокол, и Флоримон поймал его, как заправский сокольник. Вместе с аббатом де Ледигьером он принес матери послание, привязанное к лапке птицы. Взяв чехольчик, Анжелика покраснела. Маленьким ножичком она вскрыла его и извлекла листок бумаги. Крупным почерком Самюэль де Ла Мориньер назначал ей на следующую ночь свидание возле Камня Фей. Ну и наглец! С каким же презрением он к ней относится, если осмеливается давать такие указания… Такой приказ! Не считает ли он ее своей служанкой?.. Она не пойдет! И не станет им больше помогать… Она могла бы продолжать оказывать им помощь, но только не через Патриарха. А находиться с ним наедине в темном молчаливом лесу среди осенних запахов и речных туманов – нет, это невозможно. Как она поступит, если он посмеет к ней прикоснуться? Так ли еще велик страх, чтобы подавить странное влечение, возникшее в ее душе после того происшествия? Тщетно старалась она не думать об этом. Темный призрак склонялся над ней во сне, и она со стоном просыпалась.

Анжелика разрывалась между лесом, его властью, таящейся под деревьями, влекущей, как осенний рев оленя, и желанием замереть и не шевелиться.

Наступила осень, а она все еще не выразила своего подчинения королю. Но эмиссары, посланные арестовать ее, не смогут пробиться сквозь кольцо огня и стали, которое создал Патриарх на подступах к провинции. За стенами парка, где играли ее сыновья, насиловали женщин, жгли на полях урожай, бродили готовые на все крестьяне.

Флоримон и аббат де Ледигьер наблюдали за ней. Куда бы она ни направлялась, за ней следили вопрошающие взгляды их чистых глаз. Король хорошо понимал, что делал, когда отослал к ней Флоримона. «Дети всегда не к месту, – говорила повитуха. – Когда их не любят, они мешают, когда любят, они лишают сил».

Ранимость трепещущего измученного сердца. Средиземноморье наложило на Анжелику свою печать. Она считала, что зачерствела, но на деле чувствительность к страданиям стала лишь глубже под влиянием облагороженной мысли. Теперь все причиняло боль. Ее затягивали разбушевавшиеся силы, над которыми она была не властна. Осенним вечером, озаренным медным солнцем, над порыжелой листвой раздался призыв рога Исаака де Рамбура. У них был обговорен код посланий по их значимости. «Аллали!» означало «На помощь!». Аллали!..

– Мадам, надо пойти, – умолял Ла Вьолет. Он совсем запыхался, пока бегал в соседний замок. – Там женщины… Женщины из протестантской деревни Гатин… которых уже давно выгнали на дорогу, они совсем беспомощны… сейчас они укрылись у господина де Рамбура. Если Монтадур об этом узнает, они погибли. Господин де Рамбур просит совета…

Анжелика пробралась в подземелье. Потом через лес она достигла заросшего сада на холме возле замка де Рамбура. Во дворе, у подножия донжона, прямо на земле сидели измученные женщины, прижав к себе исхудавших детей. Угрюмые взгляды, пыльные мятые белые чепцы. Они поведали баронессе о своих бесцельных блужданиях мимо враждебных католических деревень, где кюре требовали от прихожан соблюдать эдикт, запрещающий проявлять к ним хоть какое-то милосердие и чем-либо делиться, будь то хоть черствая корка хлеба. Они питались репой, украденной по ночам с полей, и подолгу жили в лесу. На них натравливали собак. Их преследовали солдатские патрули, которые располагались перед деревнями единоверцев и следили, чтобы местные крестьяне не нарушали эдикт. Под лучами палящего летнего солнца, под проливными дождями и под грозами скитались по дорогам женщины с детьми. Наконец они решили направиться в Ла-Рошель, бывшую столицу протестантов, где оставалось еще много их единоверцев и где им могли помочь, потому что там не соблюдался эдикт. За несколько дней они пересекли район, где хозяевами положения были отряды Самюэля де Ла Мориньера, и смогли немного отдохнуть на протестантских фермах. Но и там крестьяне бедствовали и еды не хватало. Пришлось идти дальше. Когда они подошли к реке Вандея, они наткнулись на драгун Монтадура. Насмерть перепуганные, они убежали подальше от дороги. И вот они попали в западню: перед ними непроходимый лес, и здесь же оказался штаб главного мучителя протестантов. Из последних сил они дотащились до жилища Рамбуров.