Джеймс Бенневиль - Предания о самураях Страница 20

Сукэсигэ обратился к Хэйте с вопросом: «Кем могут быть эти юнцы, отличающиеся таким четким выражением заповедей мудреца в своей речи? Судя по одежде, их можно отнести к земледельцам, а по манерам, учтивости и грамотной речи они относятся совсем к другому разряду подданных. Хэйта, распорядись разузнать, кто они». Итак, Танабэ отошел от свиты и привел одного из земледельцев. Тот распростерся во весь рост перед полновластным каро своего владыки. Танабэ спросил: «Кто вон те два юнца, работающие на насыпи? Говори быстро и сообщи его светлости всю информацию, что ты знаешь». Земледелец отвечал: «С трепетом и уважением отвечаю на ваш вопрос. Это сыновья некоего Катаоки Кадаю, который поселился в нашей деревне двадцать лет назад. Кадаю считался человеком грамотным, хотя и вел жизнь простого земледельца. К тому же он обучал детей письму в том объеме, который мог пригодиться в повседневной жизни. Он выступал в качестве деревенского сэнсэя (учителя и большого знатока). К своим собственным детям он предъявлял самые суровые требования; жена и ребенок одинаково беспристрастно воспринимали его отповеди. Он всегда требовал абсолютной вежливости, учета интересов других людей и предельной честности. Он говорил, что лжи и обману дети учатся у своих родителей. Если их не будут учить добру старшие, то от сверстников они ничему хорошему не научатся. Сам он всегда следовал такому принципу, и в этом заключалась его добродетель. Когда мальчики стали подрастать, на нашу деревню свалилась эпидемия. Кадаю с женой погибли. Жители деревни взяли этих молодых людей на поруки. В скором времени им должны выделить участки земли, и их внесут в официальный реестр землепользователей. Причем каждый земледелец с радостью наставлял и воспитывал этих юношей в их ремесле, так высоко их ставили в деревне. Старшему из них 18 лет, а зовут его Катаро Харунори. Младшего зовут Кадзиро Харутака, и ему 16 лет». Такой была информация, которую Танабэ принес своему владыке. Сукэсигэ приказал: «Приведите их ко мне».

Прибывшие по вызову юноши держались уважительно, но без особого страха. Распростершись перед своим владыкой, они ждали вопросов с молчаливым самообладанием. Всем поведением они демонстрировали достоинство, нехарактерное для неотесанных земледельцев. Сукэсигэ начал допрос: «Мне сообщили, что вы приходитесь сыновьями Катаоке Кадаю, поселившемуся здесь несколько лет назад со своей женой. В войске его высочества сёгуна Минамото Акинобу служил Катаока Нобухару, считавшийся первым его помощником и надежным кэраи его высочества, выполнившим множество тайных поручений. Вполне очевидно, что вас воспитали совсем не как земледельцев или представителей подлого сословия. Расскажите мне о вашем положении и происхождении». Отвечать стал Харунори: «С почтением и поклонением нижайше уяснил ваше указание. Совершенно справедливо то, что нас не совсем правильно относить к сословию земледельцев. Наша семья лишилась своего состояния из-за заката и краха Южного двора. После окончательного поражения сыновей Нитта тайсё (Ёсисада) наш отец Харумицу утратил последнюю надежду на благоприятный для него исход дела. Его отцом был Нобухару, которого особенно недолюбливали представители группировки Асикага в Камакуре. Осознав, что южной группировке ничего доброго не предназначено, а также опасаясь за свою жизнь из-за участия в провалившемся предприятии, он бежал на север страны и поселился в деревне под именем Кадаю. Постепенно в определенных кругах стало снова всплывать его имя Катаока. Нам он оставил свою безупречную репутацию, свой меч, а также меч нашего деда. Для земледельцев имя Катаока не подходит, как чересчур громкое. Нас же зовут просто Катаро и Кодзиро. Вот и все, что можно сообщить нашему владыке с глубочайшим почтением». Заговорил Сукэсигэ: «Таким, как вы, не подобает прозябать среди земледельцев. Поэтому вас следует зачислить в мою свиту в качестве самураев. Теперь, получив мое указание, незамедлительно ступайте во дворец». Катаока кёдай (братья) так и сделали; теперь Катаро и Кадзиро стали служить самураями Огури Сукэсигэ.

Подготовительные мероприятия ханвана, посвященные выполнению его задачи, в скором времени перешли в такие вот энергичные руки. Генеральная комиссия, назначенная князем Мотиудзи для работы в Хитати и Симосе, а также для надзора за разбойниками в этих провинциях, вот-вот должна была приступить к работе. Во время одной из своих облав на эти мелкие дворянства Сукэсигэ прошел всю сельскую местность на 20 ри (80 километров) в южном направлении. Подати из провинций перестали поступать. И со своим ближайшим окружением под видом странствующего самурая во главе с приставом Икэно Сёхэй наш ханван медленно отправился в обратный путь. Ему предстоял большой крюк через Симосу в направлении лагуны Касумигаура, глубоко вдающейся в территорию Хитати. По южному краю Цукубасан от этой лагуны до дворца было бы не больше дня верховой езды. На текущий момент они добрались до берегов реки Фудзисирогавы. Обычно течение этой реки выглядело мирным, но в конце лета ее переполнял паводок от дождя, поэтому грязный бурный поток рвал ее берега и несся к морю. Однако удалось обнаружить одну лодку, и сэндо все-таки сомневались в целесообразности риска переправы. Сукэсигэ тем не менее погрузился на поданное ему судно, и свита последовала его примеру. Нетерпеливые путники сгрудились на судне. Лодочники энергичным толчком вывели судно дальше от берега. Как раз в этот момент раздался громкий крик, и появился бегущий человек. Несмотря на то что лодка уже находилась в 9 метрах на стремнине, он все-таки отчаянно прыгнул. Когда он оказался в лодке, ее качнуло из стороны в сторону. Забури! Внутрь хлынула вода. Как раз рядом с планширом стоял высокий ямабуси (священник на страховке). Это был крупный мужчина пугающей внешности, от вида таких людей дети начинают плакать. С собой у него имелись посох конго и хорагай (конха). Сам он оставался без движения, но из-за качания лодки и бурных волн на реке его поливало водой. Нахмурив брови и покрепче сжав свой посох, громила повернулся к дерзкому юноше. Объект его гнева безмятежно занял место рядом с сэндо, не обращая ни малейшего внимания на осуждающие взгляды священника и мирянина. Ямабуси не стал сдерживать своего негодования по поводу поступка юноши. «Кора! Какой грубиян! Такие кодзо (мальчики на побегушках) заботятся только о себе. Ты собираешься извиняться за то, что обрызгал мою одежду этой грязной речной водой? Или ты настолько туп, что ничего не видишь дальше собственного носа или пупка? Но даже глупцам полагается заслуженное наказание». Поскольку юнец никак не реагировал на такие вежливые упреки, их тон пришлось ужесточить. «Эй, сын самки мула! Наказание послужит просветлению твоих мозгов и доставит мне удовлетворение. Яцу (паршивый прохвост)!» Он поднял свой железный посох, как будто для нанесения удара. Юноша повернулся к нему лицом. На этом лице отражался страх как у покорителя демонов Сёки, то есть самый искренний и всеобъемлющий ужас. От неожиданности и испуга ямабуси отшатнулся. Пятясь, он споткнулся о свой посох и полетел вниз головой прямо в бушующий поток, а его посох описал в воздухе красивую дугу. На какой-то момент его рука появилась среди волн. Потом священник пропал из вида, унесенный вниз по течению стремительными потоками воды.

Среди простого народа, сгрудившегося на баке, пробежал недовольный шепот. «Страшный малый, одним взглядом может убить человека! – так сказал один из них. – Он даже на человека не похож. Этот ямабуси погиб по собственной неосторожности». – «Прежде чем начинать с ним препираться, следует крепко подумать», – поддержал его другой. Так простой народ обсуждал случившееся и делился друг с другом впечатлениями, трясясь от страха и от робости не смея взглянуть в направлении юноши или в сторону самурая, питая к нему уважение и опасение. Их взгляды оставались прикованными к ногам. Сами же они выглядели как люди, плывущие по Порожистой реке душ. Юноша, вызвавший все эти волнения, будто бы не заметил разыгравшейся трагедии. «Сэндосан, неужели вы позабыли навыки управления судном? Ну-ка, дайте! Я подсоблю!» Подхватив весло, он опустил его в поток. Мгновение, и лодка понеслась по бушующей воде. Сэндо добавили собственных энергичных усилий, и в скором времени переправу удалось успешно завершить. В спешке забыв поблагодарить лодочников, путешественники покинули судно, как будто спасались от когтей тигра.

Молодой человек стремительным шагом двинулся в деревню. Сукэсигэ остановил свою свиту рядом с паромом. «Сёхэй, какой выдающийся парень! Такое проявление уверенности и силы в людях встречается редко. К тому же громадный детина; разузнай, кто он?» Сёхэй обратился к сэндо: «Сэндо, кто тот юноша, что так круто обошелся с ямабуси? По правде говоря, мы желаем ему добра». Сэндо ответил: «Сделать это совсем не сложно. Он живет тут рядом. Его зовут Коята, и ему 19 лет от роду. Его отличает большая физическая сила и нежная сыновья любовь к матери, вместе с которой он живет. На протяжении месяцев разбойники нападают на жителей сельской местности. Земледельцы, не осмеливающиеся покидать свои деревни даже днем, страдают от голода, у них отбирают нажитое имущество, а также крадут девушек. Если бы не Коята, никого бы в живых не осталось, ведь он считает своей задачей отлов этих самых разбойников, и никто из них не осмеливается становиться у него на пути. На самом деле его называют богом Дзясином, а кое-кто даже уверяет, будто может этот факт доказать. Только вот ему не удается поспевать повсюду. На нынешний момент он считается единственной надеждой жителей деревни. Хотя бы здесь народ чувствует себя в относительной безопасности и не боится вреда». – «Веди нас к его жилищу. Поможешь нам – не пожалеешь». Вслед за сэндо самураи и их владыка отправились к дому Кояты.