Клан Пещерного Медведя - Джин Мари Ауэл Страница 20

– Сделай ей к утру амулет, Иза.

Целительница покорно кивнула и принялась суетиться с едой. Она не могла усидеть на месте, ее переполняла радость. Эйла останется с ними. Значит, Креб общался с ее духовным покровителем. Сердце целительницы сильно забилось от волнения. Матери двух других детей уже приготовили амулеты. Они были уверены, что на вечерней церемонии узнают тотемы своих детей. Младенцам это предвещало удачу, а молодых мам буквально распирало от гордости.

«Любопытно, почему Креба так долго не было? Должно быть, узнать покровителя Эйлы оказалось непросто». Изу подмывало расспросить о нем Мог-ура, но она подавила свой порыв. Ответа все равно не последовало бы, да и ни к чему было опережать события: скоро это станет известно всем.

Она положила Кребу еду и налила ему и себе чай. Они сидели молча, пребывая в атмосфере любви и тепла. Кроме них, весь лагерь спал.

– Поутру охотники отправляются на охоту, – произнес Креб. – Если им повезет с добычей, то церемонию проведем на следующий день. Успеешь подготовиться?

– Я проверила сумку. У меня есть все, что надо. Я подготовлюсь. – Иза подняла мешочек. Он отличался от других: буро-коричневого цвета с красно-желтым порошком, смешанным с медвежьим жиром, применявшимся для выделки медвежьей кожи, из которой был сделан сам мешочек. Женщины клана никогда ничего не подкрашивали этим священным цветом, но каждый член клана хранил комочек красной охры в своем амулете. Обладательницей священнейшей реликвии была Иза. – Завтра утром я совершу обряд очищения.

Креб снова что-то промычал. Это была принятая в клане уклончивая форма ответа мужчины женщине. Ей как бы давали понять, что ее услышали, но не придали большого значения словам. Немного помолчав, Креб поставил свою чашку и посмотрел на сестру.

– За тебя и девочку, а также за твоего будущего ребенка, если родится девочка, теперь будет отвечать Мог-ур. Ты будешь жить у моего очага, Иза. – С этими словами он, оперевшись на посох, поднялся и поковылял спать.

Иза хотела было встать, но, ошеломленная известием, словно приросла к месту. Услышать такое она ожидала меньше всего. Хотя своего мужчины у нее не было, в клане были и другие, которые могли бы взять на себя заботу о ней. Как она ни старалась не думать о том, что с ней будет, мысли эти не шли у нее из головы. Да и какая разница, что у нее на душе, если Бран все равно не станет ее слушать? Все, что она себе рисовала, либо ее не устраивало, либо было почти неосуществимо.

Так, например, она могла бы стать женщиной Друка. Он остался один, потеряв мать Гува во время землетрясения. Иза уважала Друка. Никто не умел мастерить такие инструменты, как он. Далеко не каждый в клане мог вытесать из кремня топор или кирку, а у Друка к этому делу был сущий талант. В его руках камень обретал любую желаемую форму. Его ножи, кирки и прочие орудия труда высоко ценились в клане. Будь на то воля Изы, она выбрала бы Друка. С матерью Гува у него были теплые и нежные отношения.

«Но скорее всего, – рассуждала Иза, – ему отдадут Агу. Она моложе и уже имеет двоих детей. Недалек тот день, когда ее сыну, Ворну, потребуется наставник для обучения охотничьим приемам, а малышке Оуне – взрослый мужчина, чтобы заботиться о ней, пока она вырастет. Возможно, Друк изъявит желание взять под свою опеку и Абу, престарелую мать Аги. И тихой, размеренной жизни мастера придет конец. У Аги нет той чуткости, которой отличалась мать Гува, но Друку все равно нужна женщина. К тому же недалек час, когда Гув отделится и станет жить своим очагом».

О Гуве как о будущем мужчине Изы не могло идти и речи. Он был чересчур юн, почти мальчик, и еще не знал женщины. Бран ни за что не дал бы ему старую женщину, да и сама Иза скорее относилась бы к нему как к сыну.

Иза могла бы присоединиться к очагу Грода и Уки или даже к Зугу, прежде жившему с матерью Грода. Грод, человек чопорный и необщительный, но отнюдь не жестокий, был глубоко предан Брану. Иза не возражала бы стать даже его второй женщиной, если бы не Ука. Сестра Эбры не могла простить целительнице того, что в клане ей оказывали почитание, скорее положенное женщине вождя. К тому же, похоронив юного сына, Ука так глубоко по нему тосковала, что смягчить боль утраты не могла даже ее дочь Овра. «Да, у этого очага хватает горя», – заключила про себя Иза.

Вряд ли можно было рассчитывать на очаг Крага. Ика, его женщина и мать Борга, была открытой и приятной в общении. Беда заключалась в том, что они с Крагом были очень молоды, а с ними жил старик Дорв, бывший мужчина матери Ики, с которым у Изы не складывались отношения.

Оставался Бран. Стать его второй женщиной Иза не могла, поскольку приходилась сестрой, да и не хотела, поскольку имела свое положение в клане. У очага Брана, по крайней мере, ее ожидала бы лучшая участь, чем судьба той пожилой женщины, что наконец нашла пристанище в мире духов во время землетрясения. Та, что пришла из другого клана, давно потеряла своего мужчину и кочевала от одного очага к другому, будучи всем обузой. Это была самая обыкновенная женщина, не имевшая ни положения, ни заслуг.

Возможность делить очаг с Кребом даже не приходила Изе в голову. Ни один человек в клане не вызывал у нее большего уважения. «И Эйла ему пришлась по душе. Лучшего выхода придумать нельзя, – размышляла Иза. – Но если у меня родится мальчик, ему понадобится охотник-наставник, которого Креб заменить не сможет. Я могла бы кое-что выпить и потерять ребенка, – продолжала рассуждать она, – и тогда у меня точно не было бы мальчика». Она постучала себя по животу и покачала головой: слишком поздно, могут возникнуть осложнения. К тому же ей хотелось иметь ребенка и, несмотря на возраст, беременность протекала гладко. Ребенок, судя по всему, должен был родиться нормальным и здоровым, а в клане очень ценили детей. «Лучше буду молить тотем, чтобы родилась девочка, – решила Иза. – Он знает, что я всегда ее хотела. Если только он пошлет мне дочку, я со своей стороны сделаю все, чтобы она родилась здоровой».

Иза знала, что рожать в ее возрасте небезопасно, поэтому ела ту пищу и целебные травы, которые помогали избежать неприятностей. Хотя ей еще не доводилось стать