Роберт Святополк-Мирский - Дворянин великого князя Страница 20

Откуда появилась в этом лесу и кем могла быть такая необычная девушка? Медведев никогда и ни от кого не слышал о чем-либо подобном. Правда, грек Микис как-то рассказывал ему, что была в одной стране непорочная девица, по имени Иоанна, которая в мужских доспехах возглавила целое войско и победила врагов, хотя, кажется, все это для нее неважно кончилось, но, наверно, это был лишь красивый вымысел. Девушки на Руси ткут, прядут, рукодельничают, но не разъезжают по чужим лесам с саблей на бедре и боевым луком в руках! А лицо, каким прекрасным было ее лицо, когда она повернула к нему голову! Как ловко она подхватила свою шапку, оставаясь в седле, и Медведев сразу узнал этот прием татарских степных наездников, — уходя от погони, когда в спину стреляют, ты соскальзываешь под брюхо коня и, неожиданно вынырнув оттуда, повернувшись назад, посылаешь стрелу прямо в грудь ближайшему преследователю, который думает, что враг уже выбит из седла. Василий сам учился этому приему, упорно тренируясь несколько лет, а это значит, что девушку обучали верховой езде, как, впрочем, и стрельбе из лука, отменные учителя. Одним словом, девушка была необычной, загадочной, захватывающей, и Медведев дал себе обещание во что бы то ни стало разыскать ее.

Обо всем этом он размышлял, обедая на своем дворе мясом зажаренной над костром косули, но рассиживаться было некогда, потому что дел на сегодня запланировано еще много.

Медведев по обыкновению аккуратно затушил остатки костра, подвесил остаток косули на чердаке баньки (на ужин) и второй раз в этот день выехал со двора своего дома, но теперь свернул не налево, как утром, а направо, направляясь в ту сторону, откуда в полночь долетел удар колокола.

Дорога, совершенно безлюдная на всем пути, тянулась по-прежнему вдоль берега Угры сквозь однообразный сосновый лес, и спустя полтора часа неторопливой езды Медведев поднялся на довольно высокий холм, с которого открывался вид на ближайшую округу.

Внизу змеился ручей, именуемый Черным, граница имения Березки. Чуть правее он впадал в Угру, и недалеко от этого места через него был переброшен крепкий мостик, за которым дорога, продолжаясь, поднималась на противоположный холм, а там, окруженный глубоким рвом и обнесенный высоким прочным частоколом, стоял довольно большой монастырь, очень похожий на хорошо защищенную крепость; за прочной стеной частокола торчали бревенчатые крыши, и сверкала над ними золотым православный крестом-высокая и стройная маковка церкви. По ту сторону холма до самого горизонта тянулись ровные зеленеющие луга, рассеченные, уплывающей вдаль серебристой змейкой Угры. Лес в этом месте уходил далеко влево, и оттуда, с московской стороны, к монастырю тянулась дорога из Медыни. Отросток от этой дороги вел к широким воротам монастыря, а сама дорога бежала дальше к Угре, где на берегу стоял большой паром, и, продолжаясь по ту сторону реки, уже на землях Великого Литовского княжества, уходила в густой бор, ярко синеющий голубыми елями.

Где-то там находится имение Бельских, и теперь понятно, почему оно называется Синий Лог.

Медведев спустился к ручью, пересек границу своих владений и стал подниматься на противоположный холм, направляясь к воротам монастыря.

Слева по дороге, ведущей из Медыни, к монастырю приближался, опираясь на посох, какой-то монах, но был еще далеко.

Подъехав ближе, Медведев спешился.

В дубовых, крепко запертых воротах он обнаружил калитку, а в калитке небольшое окошко, рядом с которым висел засаленный шнур — Василий осторожно потянул его — где-то во дворе звякнул маленький колокол, послышались неторопливые шаги, окошко в калитке распахнулось, и в нем появилось сонное, заплывшее жиром лицо толстого рыжего монаха. Монах недружелюбным взглядом окинул Медведева с ног до головы и, сильно «окая», неприветливо спросил:

— Чего надо, родимый?

— Я ваш сосед, новый владелец Березок. У меня там покойник. Я хотел бы схоронить его, как положено по христианскому обычаю.

Монах сладко зевнул:

— Братья молятся, а я должен стоять тут на страже. Так что сейчас не могу. Но, ежели зайдешь под вечер да проводишь к усопшему, пожалуй, уважу.

Он протянул через окошко пухлую руку с короткими толстыми пальцами и сложил ее лодочкой:

— Оплата вперед — два золотых. За свершение обряда.

Медведев секунду поколебался, потом вынул золотой великого князя, пожалованный «на развод», и протянул монаху:

— У меня сейчас больше нет, но я доплачу, как только войду во владение.

Монах взял золотой, осмотрел его со всех сторон, попробовал на зуб и сунул под рясу.

— Когда будет второй, тогда и придешь, — сказал он и захлопнул окошко.

Медведев, прищурившись от яркого солнца, глянул вверх.

Очень просто: надо встать на седло, дотянуться до верха ограды, оттуда можно прыгнуть во двор, приставить этому жирному наглецу меч к горлу и…

— Спокойнее, сын мой, — прозвучал за его спиной мелодичный и странно знакомый голос. — Тот, кто гневается, теряет мудрость и совершает грех, — полагайся на Господа, и он не покинет тебя в нужде.

Медведев обернулся, и в путнике, который шел из Медыни, сразу узнал высокого монаха, что нынешней ночью беседовал на скамейке во дворе Березок со своим крестным с того берега Угры — отцом Леонтием. Старик называл его Иосифом.

«В мире нет ничего случайного…» — вдруг вспомнилось Медведеву.

— Сейчас все уладится, — мягко сказал Иосиф и подошел к калитке.

Звякнул колокол, и толстый привратник сразу же отворил окошко.

— То-то же, — брюзгливо проворчал он, — вечно все на дармовщинку норовят. Давай-ка второй золотой! — и он протянул в окошко руку, но, увидев перед собой Иосифа, остолбенел, разинув от изумления рот.

Иосиф склонился и быстро шепнул ему несколько слов, которых Медведев не расслышал.

Лицо толстяка в один миг из багрового стало серым. Сперва он застыл с открытым ртом и протянутой рукой, затем исчез.

Иосиф обернулся.

— Прости нерадивого служителя — его накажут, а твоя просьба будет исполнена безвозмездно.

Медведев кивнул головой в знак благодарности и, ожидая, что будет дальше, взглянул в окошко.

Оправляя на ходу рясу, во двор выбежал полный седобородый игумен. Сверкая на солнце лысиной и смешно подпрыгивая из-за небольшой хромоты, он бегом бросился к калитке, делая кому-то, кого не было видно, какие-то знаки руками и корча угрожающие рожи. Широко распахнув калитку и низко кланяясь, игумен, едва переводя дыхание, пролепетал:

— Прости, Бога ради, брат Иосиф… Проходи… Не ждали…