Эрнест Медзаботт - Папа Сикст V Страница 21

Палачи взяли Греко, повалили его на скамейку, прикрутили к ней веревками и сняли обувь.

— Начинай! — скомандовал лейтенант.

Один из палачей намазал маслом ступни Греко и приложил к ним докрасна раскаленные щипцы. Несчастный закричал не своим голосом. По комнате пошел смрад жженого мяса.

— Желаешь ли сказать правду: — спрашивал лейтенант.

— Ой, я сказал все, что знал, ой, я не могу, мне больно! — вопил Греко.

— Намажь больше, — опять скомандовал Марио.

Палач гуще вымазал маслом ступни и приложил к ним почти докрасна накаленное железо. Сначала послышалось шипение, потом оно смолкло; огонь уничтожил мускулы и дошел до кости. Раздирающие душу вопли вылетали из груди мученика.

— Ну, а теперь ты будешь говорить правду? — спрашивал Марио.

— Ой, буду! Буду! Освободите, нет моей мочи! — кричал Греко.

Лейтенант сделал знак палачу. Тонио взял тряпку, напитал ее какой-то жидкостью и приложил к черным обуглившимся костям; ступней уже не было и следа, они сгорели. Обвиняемого развязали и посадили на скамейку.

— Ну, говори же, да короче, кто был руководителем убийства Франциска Перетти?

— Марчелло Аккорамбони, брат синьоры Виктории, жены убитого.

— Но кто был главным руководителем всего дела?

— А если я скажу, вы меня спасете?

— Мерзавец! Еще вздумал предлагать условия, — вскричал Марио. — Опять пытать его!

— Нет, нет, скажу, все скажу, — молил Греко.

— Ну, говори, кто же был главным зачинщиком?

— Герцог Браччиано, — пролепетал обвиняемый, со страхом оглядываясь кругом, точно боялся, что потолок обрушится на его голову при произнесении имени всемогущего герцога.

— Значит, синьор Паоло Джиордано имел какой-нибудь интерес в том, чтобы убить Перетти?

— Господин герцог был любовником Виктории и хотел на ней жениться.

Лейтенант обменялся многозначительным взглядом с генералом.

— Как я предполагал, — проговорил герцог Сора.

— Ну, а ты какое принимал участие в преступлении? Говори правду, а то знаешь, что тебя ожидает!

— Герцог Паоло Джиордано обещал мне свое покровительство, — пролепетал обвиняемый.

— За что?

— Я постучался в окно, вызвал синьора Франциска и провожал его до садов Сфорца, где дожидались люди Аккорамбони.

— Ну, а потом?

— Потом я немножко придержал его, когда в него стреляли, — отвечал Греко.

Несмотря на страшную испорченность генерала папских войск и его достойного лейтенанта, подобная гнусная измена негодяя их поразила.

— Ты все, что показывал, готов удостоверить своей подписью? — спросил лейтенант.

— Синьор герцог Браччиано обещал мне свое покровительство, и я…

— Отвечай, согласен ли ты подписать свои показания?

— Согласен, — едва слышно проговорил Греко.

Лейтенант с герцогом удалились в противоположный конец комнаты и начали о чем-то совещаться. Видно было, что Сфорца хочет в чем-то убедить племянника папы.

— Но подумайте, Марио, — говорил герцог, — дядя за это рассердится.

— Напротив, ваш дядя будет доволен, что вы избавляете его от самого большого беспокойства, которое когда-либо существовало в продолжение всего его царствования. Если Греко, выйдя отсюда, будет рассказывать в городе то, что он здесь показал, то правительство будет вынуждено начать преследование Орсини, тем более что кардинал Монтальто, верьте мне, ни одной минуты не даст покоя его святейшеству.

— Ну что же из этого, — гордо возразил герцог, — если дядюшка пожелает, я имею достаточно силы для того, чтобы положить конец произволу этого Браччиано, который воображает себе, что он рожден с правом убивать безнаказанно, кого ему вздумается.

Марио сделал нетерпеливый жест.

— Попробуйте тронуть Орсини, — продолжал он, — и вы увидите, что против ваших пяти тысяч солдат явится десять или двенадцать тысяч бандитов, которыми располагает герцог Браччиано.

— Прекрасно. Но я могу соединиться с Аквапенденте, с Просперо, — возразил герцог, — у одного Колонны есть шесть тысяч лучших солдат в Европе.

— Просперо и Колонна принадлежат к числу недовольных, и они давно бы предали огню и мечу весь мой лагерь, если бы мне не удалось заручиться союзом с кардиналом Медичи.

Герцог после непродолжительной паузы сказал:

— Наконец, я могу прибегнуть к помощи римских граждан, сделаю воззвание, и у меня мигом образуется сильнейшее войско.

— Совершенно верно, — отвечал, горько улыбаясь, лейтенант, — но если вы сделаете воззвание к народу и вооружите его, то, уничтожив римских баронов, народ примется за вас и за вашего дядю. Этого прошу не выпускать из вида.

Генерал серьезно задумался. Марио продолжал, все более и более воодушевляясь.

— Нас маленькая горсточка львов среди целой массы волков. Мы управляем ими только потому, что волки не соединились вместе и нет между ними согласия, единства цели. Если явится между ними солидарность и они попробуют крови благородных, они уничтожат существующие порядки, в один момент их явится, по крайней мере, сто тысяч. Что же вы будете в состоянии сделать с вашей горстью солдат против такой силы?

Эта беспощадная логика лейтенанта вполне убедила герцога де Сора, и он сказал:

— Ну, делайте, как знаете. Конечно, мой кузен Орсини будет не особенно мне благодарен, но я, по крайней мере, избавлю от величайшего беспокойства моего святейшего дядюшку.

Выслушав это приказание генерала, Марио подозвал к себе двух палачей и что-то им прошептал. Последние подхватили Греко и потащили его к пасти ужасного колодца, видневшегося в конце пытальни.

— Куда вы меня несете? — вопил несчастный. — Я вынес пытку и сказал всю правду, вы должны отпустить меня на свободу.

— Ну, попробуй уйти, — сказал с наглым цинизмом один из палачей, глядя на обугленные кости вместо ступней Греко.

На улице слышались нетерпеливые крики и шум приближающейся толпы.

— Бросай его проворней! — командовал Марио.

— Никак не поднимешь кверху, такой тяжелый, дьявол! — острил один из палачей.

Греко, наконец, понял, куда его тащат. Страх смерти еще больше исказил черты его лица.

— Боже! В колодец!.. Смерть!.. — закричал он с таким отчаянием, которое тронуло бы камни, но не палачей.

Между тем шум на улице увеличился так, что можно было слышать голоса многих людей.

— Сюда! Ко мне! — кричал герцог Браччиано. — Они заперлись в подземелье, но я разнесу все и камня на камне не оставлю!

Греко уже подняли вверх, чтобы бросить в колодец, однако он, услыхав голос Браччиано, сделал сверхъестественное усилие и освободился от палачей, но стать на свои обожженные ноги не мог и упал на землю. Палачи его снова подхватили, и в то время, когда разбитая дверь упала, и герцог Браччиано вломился со своими людьми в подземелье, несчастный Греко уже летел на дно глубокого колодца.