Дороти Даннет - Игра шутов Страница 21

Там, внизу, атмосфера царила академическая — все были в сильном подпитии и резвились напропалую. Мишель Эриссон схватил их, когда они продирались сквозь густую толпу с кружками эля в руках: плечо Стюарта, затянутое в белый шелк, было пунцовым от кларета, а Тади Бой, оскальзываясь на замусоренном полу, цепляясь за какого-то человека, который вопил благим матом, был преисполнен ликования.

— Ах, Боже мой, вот где О'Лайам-Роу оказался бы в родной стихии. Но, — быстро добавил он, увидев застывшее лицо Стюарта, — как бы мы решились привести его сюда, такого неуклюжего увальня: ведь его бы нашли в очередном издании Сервета 14), расплющенным и переплетенным в двенадцатую долю листа.

Мишель Эриссон широко улыбнулся и подмигнул лучнику:

— Где вы учились, мастер оллав? Знаете ли вы латынь?

— Это вы спрашиваете у ирландца? Дышу ли я? — сказал Тади Бой и склонился над свеженабранными страницами. — О, этот вот был жалкий дурак, и слова вылетали из него, как грязь из-под задних лап шелудивого пса…

То, кто и где до него ставил переносные печатные станки, не интересовало Мишеля Эриссона, который весело и без оглядки на власти широко пользовался ими, но открытое нападение на какого-либо из авторов приводило его в состояние нирваны. Они с оллавом углубились в предмет и принялись чесать языками, а Робин Стюарт стоял рядом, полный гордости обладателя и снедаемый черной завистью. Наконец он прервал их беседу:

— Да у тебя нынче полный подвал. Как же, ради всего святого, умудряешься ты работать в такой толчее?

— Они пришли позабавиться. Сегодня привозят бумагу.

Такого легкомыслия Стюарт снести не мог. Он поднял кустистую бровь:

— Совсем обнаглел, а? Забираешь бумагу сегодня, когда король стоит у ворот и весь город кишит солдатами, как муравейник муравьями?

— Почему бы и нет? Все подумают, что это — очередная заплата на Арку Пегаса 15).

Возможно, он и был прав. Бумажная фабрика располагалась за двадцать миль отсюда, и все, как всегда, было продумано до мелочей. Повозка приезжала в Руан, груженная мрамором или глиной, новой литейной печью, углем или дровами, а под двойным дном лежали дести, готовые проскользнуть через решетку и отправиться прямо в подвал, в то время как повозку совершенно невинно и открыто разгружали во внутреннем дворе. В подвале же везде были устроены тайники: в пьедестале большой статуи, каркас которой торчал, как ребра болотного чудища; в полу; на дне ямы, где вымешивалась глина. Стюарт подумал, что не мешало бы отвести Тади Боя домой.

Но Тади Бой исчез. Вместо него рядом оказался высокий человек в красивом синем наряде.

— Привет, Стюарт. Кто твой дородный приятель?

Это был сэр Джордж Дуглас, и Стюарт повел себя, как обычно.

— Не сказал бы, что он мне приятель. Это Баллах, один из ирландцев, с которыми я нянчусь с самого четверга.

— Присматривай за ним. Он там с Абернаси. Он по-английски говорит?

— О да, он говорит на всех языках, и одинаково прилично: и на ирландском, и на ирландско-французском, и на ирландско-латинском, если только не храпит, нажравшись, как свинья. Одно хорошо: он не питает иллюзий насчет своего хозяина. В четверг они уезжают.

Это оказалось новостью для сэра Джорджа.

— Ах, уезжают? — сказал он и моментально потерял интерес и к дальнейшим расспросам, и к причинам, их вызвавшим. Он отошел, а Стюарт поспешил туда, где обычно сидел на корточках индиец Абернаси с головой, обмотанной тюрбаном, и узким, длинным, как у борзой, лицом.

Стюарт нашел индийца в обычном месте, и Тади Бой Баллах сидел перед ним, уже изрядно хмельной. На штанах Тади виднелись пунцовые пятна, а его ленивый взгляд был устремлен на Абернаси, длинные, смуглые пальцы которого сжимали нож. На индийце были широкие одежды, чистые, накрахмаленные, с ярким набивным рисунком, а тюрбан украшен драгоценными камнями. С дощечки грушевого дерева, зажатой в его левой руке, скользили стружки, завиваясь на свету нежной спиралью.

— Резьба по дереву. Он сам не свой до резных картинок, — иронически изрек Стюарт, склоняясь над правым плечом Тади. — Эриссон однажды увидел, как он вырезает, и попросил его сделать пару клише для станка. Просто поражаешься, до чего умелыми бывают эти дикари. Смотришь и думаешь, что у него и мысли-то в голове ни единой не промелькнет — разве что перерезать тебе глотку глубокой ночью да стащить твои пуговицы. Вот погляди, какое у него лицо. Абернаси!

Резчик поднял голову. Под тонкой тканью тюрбана его лицо казалось маленьким и сморщенным, как орех. Он не был еще стар, но за долгие годы солнце Индии так иссушило его кожу, что она стала похожа на сброшенную оболочку змеи; нос был крючковатый и грубый; лоб и щеку пересекал шрам, и от этого одна бровь поднималась неестественно высоко. Индиец окинул их безразличным взглядом и без единого слова вернулся к работе.

— Ты погляди только, погляди! — сказал Робин Стюарт, «который уже не чувствовал себя столь отстраненным от своего гостя. — Он и выпить не прочь. Абернаси! — Лучник наклонился над безмолвно застывшей фигурой. — Выпить — хорошо, да? — Робин сделал соответствующий жест. — Еще?

Толстые губы зашевелились среди густой бороды.

— Еще, — гортанно проговорил Абернаси, и Стюарт отошел.

Встрепанный, массивный, весь залитый вином, оллав так и остался сидеть на корточках, не сводя с резчика глаз.

Тут и резчик взглянул на него. Нож, острый, как бритва, все еще лежал у него в руке, но по-другому. На противоположной стене висела кожаная чернильница, а под ней стоял стол, на котором лежал белоснежный камзол Робина Стюарта.

Рука с ножом шевельнулась. Что-то сверкнуло, раздался свист, и клинок, описав в воздухе изящную дугу, проткнул пузатую бутылочку насквозь. Чернила полились тонкой струйкой, закапали на стол. Сцепив смуглые руки, не двигая ни единым мускулом, Абернаси снова застыл, не сводя с Тади черных глаз.

В руке у Тади тоже оказался нож, хотя и неясно было, откуда он взялся. Тади повернулся, задумчиво поигрывая ножом, и, улучив удобный момент, когда никто на него не смотрел, примерился и бросил. Он избрал себе цель потруднее, чем Абернаси. Нож полетел прямо к веревочке, на которой висела бутылка, и перерезал ее, так что сочащийся чернилами сосуд, не причинив никакого вреда, упал на пол, где и растеклась густая лужа. Черные глаза встретились с синими, и Лаймонд мягко сказал:

— Еще?

И тогда поднялся крик.

Первым раздался голос управляющего — хлопнула дверь, и его зычный призыв прогремел по переполненному подвалу. Повозка с бумагой подъехала к воротам Кошуаз и вот-вот окажется в городе. Стюарт, проталкиваясь назад, чтобы забрать Тади, минуты две наблюдал начавшееся столпотворение, в центре которого стоял Эриссон, распоряжавшийся приемкой нелегального груза. Потом лучник поспешно вывел Тади на улицу.