Необычное задание - Бортников Сергей Иванович Страница 21

— А я вас наливочкой угощу — собственного производства, из черноплодной рябины. Все говорят, что она у меня очень удачно получается, — пообещала Прасковья Петровна. — По старинному рецепту, включающему в себя не только упомянутые ягоды, но и листья различных кустов, деревьев: вишни, черной смородины…

— Э-э, сестрица, так ты на все руки мастерица! — довольно потер руки Николай. — Только ежели уже с листьями — это настойка.

— Какая разница?

— Огромная. Та — двадцать градусов, а эта — все сорок. А иногда и шестьдесят!

— Тогда согласна, как любит выражаться Ярослав Иванович.

— Стало быть, заметила? — хмыкнул наш главный герой. — Оценила?

— Да.

— Одобряешь?

— Что?

— Краткость. Сестру таланта.

— Конечно. Мужик не должен быть балаболом. Сказал — и сделал. Вот и вся квинтэссенция его сущности.

— Ты даже такие слова знаешь? — удивился философ.

— А то! — вздернула маленький носик тверская прелестница. — Моя мама однажды проговорилась, что все мы — Бабиковы — происходим из какого-то старинного дворянского рода, однако бахвалиться благородными кровями в нашей стране сейчас не принято.

— Вот-вот. Нонче в цене рабоче-крестьянское происхождение. Оно открывает многие двери! — лукаво улыбнулся Альметьев, бывший ярчайшим представителем освобожденного трудового люда, как он сам не раз говаривал: "гегемоном". — Будешь составлять автобиографию для поступления в МГУ, упаси Боже тебя вспомнить о боярских корнях! Тогда ни я, ни Яра помочь тебе не сможем.

— Да уже поздно мне! — махнула рукой Пашуто, хотя внутри у нее все кипело, ибо шутливый намек нового знакомого попал, что называется, в самую точку: с ранних лет Прасковья мечтала о высшем образовании. Учиться, учиться и еще раз учиться! Причем не где-нибудь, а в университете имени, как говорила сама Паня, Михайла Васильевича Ломоносова. Но, похоже, ее поезд ушел…

— Не спеши хоронить себя, сестрица! — ободрил, впрочем, на сей раз, кажется, не совсем удачно, добродушный спортсмен-диверсант. — У нас с тобой вся жизнь впереди. Вот победим фашиста и…

И в это время непривычную для военного времени тишину разрезала сирена…

В последнее время ленинградцам приходилось гораздо реже (если сравнивать, к примеру, с первой, самой страшной, блокадной зимой) слышать ее, да и сама тревога, предупреждающая об артиллерийских обстрелах и воздушных налетах, с недавних пор и вовсе часто оказывалась ложной, однако в этот раз, кажись, все было серьезно, ибо откуда-то издали донеслись звуки первых взрывов.

Паня взглянула на часы: "15.25" — и громко крикнула:

— За мной! Бегом!

Позже выяснится, что именно в это время, в четырех километрах от них на углу Лесного проспекта и Литовской улицы, один из вражеских снарядов угодил в трамвайный состав из двух вагонов (их движение возобновили еще в апреле прошлого года), в результате чего погиб двадцать один человек и тридцать восемь были ранены…

Но до многих районов Ленинграда вражеские снаряды уже не долетали.

И — верю — больше никогда не будут!

Прежде чем нырнуть в подземное укрытие, секретный сотрудник, шедший позади остальных, осмотрелся и сразу заметил его!

Пчоловский не бежал — нет; просто, сутулясь, быстро шел к намеченной цели — тому самому дому, в подвале которого было оборудовано временное бомбоубежище.

За ним, не вынимая рук из карманов, семенили еще двое: один в шинели, другой в фуфайке.

Первый — высокий, под метр девяносто, второй на голову ниже. Оба тощие, изнеможденные — либо просто "косят" под таких.

Сообщники? Или обычные ленинградцы, случайно оказавшиеся рядом?

— У тебя есть оружие? — взволнованно шепнул в ухо напарнику Ярослав.

— Нет.

— Тогда слушай мою команду…

— Отставить… Здесь приказываю я.

— Кому сказано? — повысил тон секретный сотрудник. — Хватай Прасковью — и за угол!

— Что-то случилось?

— И не задавай лишних вопросов.

— Есть! — Альметьев тяжело вздохнул и немедля подчинился. — Сестрица, родная, нам туда нельзя. Уходим… Быстро!

— А Ярослав Иванович? — дрожащим голосом поинтересовалась Паня.

— Он скоро нас догонит.

— Я останусь здесь, — что-то заподозрив, не на шутку уперлась Пашуто.

— И не вздумай! Как начальник велел, так и будем действовать. Это ведь не просьба, это приказ!

— Ладно…

Либо наши герои слишком громко выясняли отношения, либо у Пчоловского-Дибинского тоже безотказно работала пресловутая "чуйка", в разной степени свойственная агентам-нелегалам всех разведок мира, но он вдруг поднял голову и в тот же миг встретился глазами со своим антиподом, который к тому времени остался один.

— Ты?! — вспыхнули огнем и без того злые, как неоднократно отмечал Ярослав, абсолютно беспросветные глаза.

— Я, Слава, я!

Пчоловский сделал какой-то знак сопровождающим его мужикам (выходит, их все же тут целая банда?!) и медленно, с опаской пошел навстречу своему бывшему сослуживцу.

— Похоже, поход в бомбоубежище отменяется? — предположил он, остановившись в нескольких метрах от Плечова. (Про успехи нашего главного героя в самбо ему было доподлинно известно.)

— Так точно, — спокойно согласился Ярослав.

— Обниматься не будем…

— Почему?

— Ты ведь не баба. И я тоже. Однако… Давай пожмем друг другу руки! Все-таки одно дело делаем. Общее… Хоть и для разных господ.

— Это ты, братец, для господ, — спокойно уточнил Плечов. — А я — для своей страны, своего народа!

— Согласен, — как ты любишь выражаться, — скривился Пчоловский.

— Не забыл?

— Нет!

— Вот и славно… Будешь мир предлагать?

— Не знаю… Как бы там ни было, зла на тебя я не держу, — "тезка" упрятал повисшую в воздухе ладонь в кожаную перчатку. — И помощи никакой взамен за свое расположение — не требую…

— Может быть, потому, что мои товарищи пока что с твоими господами в одной упряжке? — не без оснований предположил агент вождя (и, как окажется позже, угадал).

— За что я тебя всегда ценил, так это за умение мыслить трезво…

— А может, ты в очередной раз хочешь сменить хозяев? — поинтересовался Ярослав.

— Нет… Не думал над этим… Пока… (За таким у них обычно следует: "А что мне за это будет?") Все равно ты не уполномочен принимать подобные решения.

— Кто знает? Может, все же лучше покаяться и, дабы заслужить прощение, предпринять соответствующие шаги?

— Какие именно?

— Для начала — хотя бы поведать мне о сути твоего теперешнего задания.

— Я и сам ни черта еще не понял… — неожиданно разоткровенничался Пчоловский — Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что… В любом случае мы должны первыми заполучить то, на что претендуешь ты!

— Вот и славно… Занимайся, выполняй задание, только не перебегай мне дорогу…

— А ты мне!

— Договорились. Надеюсь, когда-нибудь оценишь мое благородство и ответишь, как положено, — добром на добро.

— В каком смысле? — не понял бывший соратник.

— Я ведь легко могу сообщить куда следует, и тебя обложат со всех сторон, — пояснил Ярослав.

— Согласен.

— Но не сделаю этого.

— Спасибо, отец родной! — прижав руки к груди, шутовски поклонился Пчоловский.

— А ты ходи где-то рядышком, наблюдай, записывай, кто знает, как оно дальше повернется? Может, в будущем объединим свои усилия? Пусть на время, на короткий период, союзники все же. Пока…

— Там видно будет! — подытожил Пчоловский-Дибинский и, не оглядываясь, направился в сторону сообщников, поджидавших его на прежнем месте и в прежних позах — с руками, опущенными в карманы свободных брюк.

Однако далеко уйти ему не удалось.

— Да, позволь еще один немаловажный вопрос, — остановил его Ярослав.

— Говори! — чересчур резко обернулся "извечный" недруг, да так, что его лицо исказила гримаса невыносимой боли (видимо, там, в Несвижском подземелье, часть осколков попали ему в шею или голову). — Только быстрее…