Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3 Страница 21

Он вернулся за стол, и велел секретарю пускать следующего посетителя.

— А почему тебе надо уйти? — Алессандро зевнул и прижался рукой к щеке матери.

— К портнихе, — рассмеялась Полли. «Папа тут, так, что если ты проснешься — он у себя в кабинете».

— А можно, он мне расскажет еще про Одиссея? — оживился мальчик. «Мы вчера закончили на том, когда моряки встретили сирен. А есть сирены на самом деле?»

Полли поцеловала сына в лоб: «Ну, вот вырастешь, станешь капитаном, как ты хочешь — и сам узнаешь. Сейчас позову папу».

По дороге она подняла с ковра самодельную книжку и, улыбнувшись, сказала: «Писать тебе дальше?»

— Конечно, — приподнявшись на локте, горячо ответил Алессандро. «Мне интересно, что случилось в Риме после убийства Юлия Цезаря. И потом, у тебя так хорошо получаются картинки, мамочка».

— Не подлизывайся, — Полли положила книгу на сундучок. «Все равно завтра придется заниматься и английским, и французским».

Аллесандро выразительно закатил глаза и широко зевнул.

Полли чмокнула губами в сторону кровати, и, постучавшись к Фрэнсису, сказала: «Наш сын хочет услышать продолжение странствий Одиссея. Ты потом выйди в переднюю, как я переоденусь».

Он осмотрел при свете тяжелого канделябра простонародное, бедное платье, и едва слышно сказал: «Очень хорошо, как раз то, что надо».

Серое, застиранное кружево почти не прикрывало большую, высокую грудь, и, Фрэнсис, наклонившись к уху Полли, велел: «Ты там не задерживайся, больше, чем нужно. Как только он окажется у Чезаре — сразу домой».

— Может быть, мне кинжал взять? — спросила Полли, прикрывая распущенные по плечам волосы потрепанным чепцом. «Ну, мало ли что».

— Не стоит рисковать, — Фрэнсис коснулся губами ее щеки. «Он очень подозрителен, я тебе говорил. Значит, встречаешь его на Пьяцца Навона, я узнал, у кого из кардиналов он сегодня обедает, и уводишь в Трастевере. Ну, мы с тобой той дорогой ходили, ты помнишь».

Она кивнула, и Фрэнсис, взглянув на закрывшуюся дверь, подумал: «Надо же, и вправду — этот японец, Датэ Масамунэ, сюда целую миссию, присылает, вроде бы как Вискайно туда опять плыть собирается. Как это сказал его Святейшество? Да, правильно: «Могила одного мученика не стоит целого порта».

— Папа! — позвал Алессандро, и Фрэнсис, обернувшись, ответил: «Иду, сынок!»

Себастьян вышел на Пьяцца Навона, и, засунув руки в карманы изящного, миланского кроя, камзола, усмехнулся:

— Хорошо, что я отказался от постоянной охраны. Хоть тут ко всякому привыкли, но не стоит папских гвардейцев к шлюхам таскать. В комнатах у меня пусть сидят, и все. Значит, опять Япония. Ну что ж, очень надеюсь, что та сучка и его бросила. Наверняка, вместе с индейской тварью развлекает его светлость даймё — мама и дочка вместе, так сказать. Так, — он оглянулся, — вот и улица, что ведет в Трастевере. Ну, посмотрим, что тут за бордели, — он быстро пошел к мосту Фабричо.

Себастьян сразу заметил ее — высокая, стройная женщина в невидном платье шла впереди него, покачивая бедрами. При свете факелов на стенах домов он увидел темные, растрепанные, кое-как прикрытые чепцом волосы.

«Пожалуй, и не придется много денег тратить, — улыбнулся он про себя, прибавляя шагу.

— Куда торопишься, красотка? — спросил он, поравнявшись.

— Синьор не итальянец, — красивые, белые зубы прикусили пухлую губу и женщина фыркнула.

Голос у нее был нежный, только вот говор, — Себастьян поморщился, — резкий, бедняцкий.

— Испанец, — согласился он.

Женщина взяла его под руку и кивнула в сторону Тибра: «Девочек ищете?».

— Да уже нашел, — его ладонь легла на круглый зад, и Вискайно подтолкнул ее в сторону реки.

«Пошли, милая, я заплачу».

Она повела бровью: «Дома теплее, и там уютная постель, синьор. Тут недалеко, — она указала на остров, что лежал в излучине Тибра.

— Знаю я этих девок, — мрачно подумал Вискайно, — в уютной постели лежит ее ухажер, с кинжалом. Еще и головы тут лишишься. Ладно, тут на Тиберине, место глухое, базилика уже закрыта, да и деревья вокруг».

Они вышли на берег острова, и женщина решительно направилась дальше, к мосту Святого Бартоломея, что вел в Трастевере.

— Ну, уж нет, — почти ласково сказал Себастьян, толкая ее вглубь рощи, — давай-ка здесь, красавица.

Женщина обернулась, вырвала руку, и Вискайно с наслаждением увидел страх в ее глазах.

— Господи, — поняла Полли, — он же сильнее меня, вон, пальцы как железо. Надо было мне кинжал взять, испугался бы. Закричу, может быть, Чезаре услышит, хотя они далеко. Ну, или хоть кто-нибудь, — она, было, бросилась бежать, но Вискайно, ухватив ее за волосы, подтащил к себе.

— Как больно, — Полли почувствовала, что ее глаза наполнились слезами, и завизжала — высоко, отчаянно: «На помощь!»

Вискайно ударил ее кулаком в лицо, подбив глаз, и, сжимая руками шею, холодно сказал: «Я не люблю лишнего шума, милочка».

Женщина извернулась, и, вонзив ему зубы в запястье, царапая его лицо, опять попыталась высвободиться. Вискайно толкнул ее вниз, в навозную лужу, и разорвал юбку — от пояса до подола.

— А ну тихо! — велел он, расстегиваясь, смотря на гладкие бедра. В свете луны ее кожа казалась жемчугом.

Рубашка на шлюхе затрещала, и он, навалившись сверху, усмехнулся: «Потом в речке помоешься, тут близко».

— У меня французская болезнь, — глухо, чувствуя на губах вкус навоза, промычала Полли.

Вискайно расхохотался: «Врешь, милочка, я-то знаю, что от нее бывает, видел шлюх на своем веку. А ну, раздвигай ноги!».

Женщина куда-то поползла, и, разозлившись, Себастьян вынул кинжал: «Будешь упрямиться, тебе больше нечем зарабатывать станет — я тебя всю на клочки изрежу».

Полли ощутила острую боль и тепло льющейся крови. «Это я только начал, — предупредил Вискайно, ставя ее на четвереньки, пригибая голову вниз.

Она потеряла счет времени, дергаясь при каждом толчке, отплевываясь от листьев и грязи, забившей рот. Наконец, по бедрам потекло липкое и горячее, и Полли услышала его голос:

«Платить не буду, слишком ты строптивая».

— Впрочем, — Себастьян перевернул ее, и, вглядевшись в окровавленное, испачканное, с затекшим глазом лицо, плюнул ей на разбитые губы: «На, вот, утрись».

Полли услышала его гулкие шаги на мосту, и, едва встав, — голова кружилась и гудела, — почти на ощупь стала спускаться к Тибру.

Плеснув в лицо водой, она застыла — сзади раздался шорох.

— Синьора Полина, — потрясенно сказал Чезаре, — я стал волноваться, где вы…Ребят там оставил, ну мало ли что, а сам решил вас найти.

— Я кричала, — разрыдалась Полина, — но тут так далеко, так далеко.