Сергей Городников - Тень Тибета Страница 21

– Русский царь молод, как и его страна, – рассуждая в ответ на сомнение настоятеля, сказал тайный советник. – У его советников мало понимания мудрой воли к жизни, которую накопил древний Восток. Их увлекают впечатления от напора жизненной силы европейского Запада. Даже меня они увлекают. – Он рассматривал подзорную трубу и вдруг сменил направление разговора. – Так как же нам быть с этим подарком миссионера? Уж очень явно под его сутаной простого священнослужителя видится ловкость опытного военного. Впрочем, как и у меня когда-то. – По его лицу промелькнула улыбка приятных воспоминаний. – Я думаю, он послан европейцами, теми, что захватили приморские города Индии и установили там военное присутствие.

Он смолк, желая услышать мнение представителя влиятельного монастыря, с ламами которого нельзя было не считаться при принятии связанных с внешними делами решений.

– Пока мы не видим угрозы нашему учению, – уклонился от прямого ответа настоятель. – Пусть решит Далай-лама.

Тайный советник понял его. Монастырь Сера отстраивался, его ламам нужны были деньги из государственной казны, и они готовы были смириться с некоторыми уступками европейцам, если от этого возрастёт торговля и увеличатся доходы. С этим он и отправился на еженедельную встречу Далай-ламы с ближайшими советниками.

Далай-лама вошёл в малый тронный зал, когда они, его пятеро советников, уже собрались на совещание. Устроившись на мягком коврике у тронного возвышения, он сделал им знак рукой, и они тоже сели: четверо на покрывающий пол большой ковёр напротив Далай-ламы, а Панчен-лама справа от него и ступенькой ниже на шёлковую подушку. Согласно недавно принятому решению совета лам, новое должностное лицо в иерархии ламаизма, Панчен-лама, стал вторым человеком в государстве и главным толкователем священных писаний, главным авторитетом в религиозных вопросах, земным воплощением будды Амитахби. Освободив Далай-ламу от занятий религиозного толка ради сосредоточения его сил на заботах, связанных с делами текущего управления Тибетом, он не имел характера стремиться влиять на светскую сторону власти. Его добродушное круглое лицо с открытым взглядом, неброская чёрная одежда простого монаха смягчали впечатление от хмурой усталости Верховного Правителя, какая стала у того проявляться с возрастом.

Было душно, и плотный китайский халат Далай-ламы был раскрыт на полнеющей груди. Первый иерарх передал, вернул ему через Панчен-ламу подзорную трубу. Все терпеливо ждали, когда правитель выскажется. Он отложил трубу в ноги и рассеяно потёр одна о другую узкие ладони, как если бы их коснулся холод.

– У них есть чему поучиться, у этих пришельцев из Европы, – после хмурого размышления объявил он о своих выводах. – Не следует с ними портить отношений. Пусть прибывший от них миссионер не чувствует, что ему мешают. Хотя он, разумеется, не тот, за кого себя выдаёт, явно осуществляет здесь военную разведку. Но непосредственная опасность сейчас не в европейцах, они на крайнем юге Индии. – Чёрные глаза его блеснули. – Главная опасность надвигается из Китая. Сбываются худшие мои предположения. Манчжуры смогли покорить его и не исчерпали своих сил воинственных варваров. Их натиск теперь распространится на соседей, в том числе и на нас. Как никогда нам важно искать союзников против манчжур. Земли русского царя на востоке окажутся под такой же непосредственной угрозой, как и наши, он должен быть этим обеспокоен. Пусть паломники калмыки, которые признали себя его подданными, отвезут ему моё послание и подарки.

Он замолчал, ожидая высказываний по поводу сделанных предложений.

– У меня возникает сомнение, – раздельно произнося слова, негромко заметил самый пожилой из советников. – Для нас манчжуры стали основной опасностью. Но, может быть, у русского царя другие опасности на первом месте? Тогда неверно выбранные подарки не произведут на него нужного нам впечатления. Если он не увидит в них нашу силу, он не решится на сближение с нами против манчжур.

– В числе прочих подарков мы отправим к нему Тень Тибета, – напомнил всем тайный советник. – Он прошёл посвящение служения правителю, и потому будет неосознанно стремиться стать полезным и близким царю.

Далай-лама тяжело молчал, побуждая тайного советника продолжить, выслушивал не вмешиваясь.

– Даже если мы не получим поддержку сейчас, надо думать о грядущем. Душа наша будет возрождаться в следующих поколениях и когда-нибудь увидит желание русских царей сблизиться с Далай-ламой Тибета. Мы должны бросить зерно, из которого начнут прорастать всходы завтра. Пусть не мы, не сейчас пожнём эту жатву...

Он выразительно прервал речь, давая понять, что завершение мысли очевидно.

– Великий, – нетвёрдым голосом сказал самый пожилой советник. – Всё ли посвящение прошёл этот юноша? Не окажется ли он неуправляемым?

Панчен-лама с пониманием улыбнулся.

– Женщина?

Пожилой советник размеренным кивком седой головы подтвердил его догадку. И продолжил:

– Насколько я слышал о нём, это так.

– Окончательно подобных юношей делает мужчинами испытание несчастьем, которое приносит первая женщина, – согласился Далай-лама. – Прошёл ли он такое испытание?

Он перевёл хмурый взор на тайного советника. Тот уважительным поклоном головы показал и своё согласие с замечанием.

– Насколько мне известно, у него не было времени на женщин, – признал он справедливость услышанного. – Он замкнут, и нет свидетельств, что ими увлекался. В этом вся сложность. Он их не знает и не желает искать с ними знакомства.

Все невольно обратили взоры к Панчен-ламе, ожидая и его высказывания для принятия определённого решения.

– Кажется, он хотел стать помощником своего приёмного отца, мастера, – с улыбкой добродушия заметил Панчен-лама. – У него должно быть воображение. Заденьте воображение подходящей женщиной, и страсть прожжёт его душу, надолго испепелит сердце. Если он выживет, его чувства попадут в рабство к рассудку. И ни одна женщина не сможет взять над ним власть, использовать его в своих целях.

Никто больше не предлагал иных советов, как будто лучшего предложить было невозможно. Все застыли в ожидании, что решит правитель.

– Что есть человек перед нуждами государства? – Далай-лама слово в слово повторил сказанное когда-то. И опять, точно сам себе, ответил твёрдо и хмуро: – Символ и тень.

Удача тем временем удалялся от шумного базара, направлял коня улочками и переулками к улице ремесленников. Она была протяжённой и обустроенной. Заказы дворца и столичных жителей, множества приезжих и проезжих купцов, скупка ими самых разных изделий давали мастеровым людям доходы для сносного, безбедного существования. Удача выбирал кратчайший путь к дому Одноногого мастера и, выезжая из последнего закоулка, услышал остервенелый лай собак. У каменного забора нужного ему двора он увидел ватагу малолетних оборванцев, взгляда на которых было достаточно, чтобы угадать в них представителей одной из горных тибетских народностей. Под руководством высокой толстухи они охотно ругались и швыряли за забор мелкие камни. Толстуха с приплюснутым крупным носом решительно упирала руки в широкие бёдра, а за ней покорно стояли двое морщинистых сухопарых мужчин лет по сорока, внешне похожих, как бывают похожи близнецы братья.