Владимир Москалев - Нормандский гость Страница 21

От возмущения Гизела поперхнулась и, не найдя что сказать, в страхе уставилась на оглоблю, лежавшую на земле шагах в пяти.

– Что, испугалась короля? (Гизела вздрогнула, будто от раската грома.) То-то же! Знай, что шутить с нормандцем имеет право лишь тот, кто заслуживает его доверие, клянусь башмаком Роллона! А теперь говори, кто ты и чего тебе здесь надо.

– Но я же сказала – принцесса.

– Тогда я – папа римский Иоанн!

– Но… но…

– Что ты там еще бормочешь?

– Но у меня корона!

– А вот я сниму ее с твоей головы и надену на свою, тогда я – король! Что скажешь на это?

– Но я в самом деле принцесса и зовут меня Гизелой.

– Ее зовут Гизелой! А меня графом Можером, если тебе хочется знать.

– Я дочь короля Конрада Бургундского!

– А я сын герцога Ричарда Нормандского, чтоб мне лопнуть!

– Я племянница императрицы Адельгейды!

– А я правнук Роллона Великого, слышала о таком?

Гизела выдохлась. Не зная, как еще возразить, она печально вздохнула и попробовала улыбнуться.

– Ах, граф, как вы грубы и непочтительны к женщине. И кто вас только воспитывал?..

И тут же она вся съежилась от громового голоса нормандца:

– Что ты там несешь о воспитании? Кто тебя надоумил учить меня?

Гизела ответила мягким голоском:

– Думаю, никогда не помешает поучить человека хорошим манерам, коли он с этим не знаком.

И тут же пожалела о сказанном. Можер сделал вперед шаг, другой и навис над дочерью короля Конрада всем своим громадным телом, едва не заслонив собою весь свет божий.

– Слушай-ка, Гизела, или как тебя там, – произнес он, будто лев прорычал, – не советую выводить меня из терпения, а потому подбирай-ка свои платья да живо улепётывай отсюда, пока я не надрал тебе задницу вот этим кнутом. Поняла? А теперь убирайся!

Гизела почувствовала, как в ней закипает злость и на этого неотесанного викинга, и на саму себя. А ведь она полагала, что ей без труда удастся покорить гостя. Раздосадованная, она зло пробурчала:

– Что ж, я уйду, только как бы вам не пожалеть потом…

– Что?! – взревел Можер, быстро шагнул еще вперед, обхватил Гизелу поперек туловища и, сунув под мышку, будто полено для растопки очага, пошел с нею к выходу из конюшни.

– Отпусти меня! – завизжала Гизела, вся извиваясь в бесплодных попытках вырваться на свободу. – Слышишь, немедленно отпусти!

– Черта с два! – раздалось в ответ. – Сейчас я выдеру тебя этим кнутом. Вот только привяжу покрепче. Там, во дворе, я видел веревку.

И вдруг нормандец остановился. К ним направлялись слуги и впереди – гофмейстерина, первая дама двора. Увидев необычную сцену, все будто остолбенели и, раскрыв рты, уставились на Можера и принцессу. Первой опомнилась гофмейстерина:

– Госпожа герцогиня! Святые небеса! Что это с вами, куда вас несут?

Гизела бросила на них взгляд Медузы и закричала:

– Нет, это вас куда принесло?! Чего вам всем здесь нужно?

– Мы вас повсюду ищем по приказу госпожи Беатрисы. Нам сказали, что вы где-то тут…

– Убирайтесь отсюда! – снова крикнула Гизела. Потом Можеру: – Да отпусти же меня, вот привязался!

Можер опустил ее на землю, поставив на ноги.

Она быстро повернулась к слугам:

– Что стоите, олухи! Не слышали разве, что я приказала?

Слуги, раскланиваясь, стали пятиться.

– Простите, ваша светлость…

– Скажите госпоже Беатрисе, что я скоро приду.

– Хорошо, ваше высочество.

– Убирайтесь же!

Слуги, и гофмейстерина первая, заторопились и исчезли, будто рой комаров ветром сдуло.

– Выходит, ты и в самом деле принцесса? – воскликнул Можер и расхохотался. – Забавно, чёрт возьми, вот уж никогда бы не подумал.

Гизела в это время с ужасом разглядывала свою помятую одежду.

– Боже мой! Вот так познакомились… Что я скажу Беатрисе?

– Скажешь ей, что побывала в объятиях графа Можера. Она сразу поймет в чем дело и простит тебя.

Гизела покосилась на нормандца, потом внезапно громко рассмеялась и посмотрела на него одним из тех взглядов, которые ясно дают понять о полном прощении, переходящем в дружеское расположение.

– Ты уж прости, что я чуть было не посадил тебя в карман, – тоже заулыбался Можер.

– Полагаешь, тебе бы это удалось? – игриво спросила принцесса.

– Еще бы, ведь ты поместишься у меня на ладони. Хочешь, попробуем?

И нормандец протянул руку.

– Нет, нет! – замахала руками Гизела, с ужасом глядя на его ладонь величиной с крышку ведра. – И без того я уж натерпелась страху.

– А почему ты такая маленькая и тощая? Тебя плохо кормят? Впрочем, что это я… – со скрытой насмешкой свысока посмотрел на нее Можер, – к тебе, наверное, надо обращаться как к дочери короля, со всем почтением и в надлежащей форме? Не привыкла ведь, чтобы тебе «тыкали».

– Пустяки, – махнула рукой Гизела. – Тебе я прощаю.

– Отчего же?

Она пожала плечами.

– Знаешь… – и, чуть помолчав и немного смутившись, добавила, глядя в сторону: – Поначалу я так осердилась… Я ведь и в самом деле не привыкла к такому обращению.

– А потом?

Она перевела на него взгляд. Ее глаза искрились теплотой, на губах играла легкая улыбка.

– Меня стало это забавлять. Со мной никогда так бесцеремонно не говорили.

– А, ты привыкла, чтобы тебе кланялись и угодливо улыбались, как совсем недавно эта, похожая на подушку, дочь Арахны, что приходила за тобой? Но Можер Нормандский никому еще не кланялся и не улыбался по заказу.

– Это я уже поняла, – сказала Гизела, не сводя завораживающего взгляда с нормандца. – И все же иногда волей-неволей приходится нагнуться, если проход низок?

– Если так, то я остаюсь у дверей. Пусть сами выходят ко мне те, кому я нужен. А нет – значит, в этом жилище не уважают гостя, и я ухожу прочь.

– А когда очень-очень надо войти? – не отставала Гизела. – И мешает верхний косяк?

– Тогда я выбиваю его кулаком.

– Такой сильный у тебя кулак?

– Однажды на меня налетел всадник и пытался зарубить мечом. На мою беду, я был безоружен. Я увернулся от него один раз, потом другой. В третий раз он, вероятно, уложил бы меня наповал, если бы я, оказавшись прямо перед мордой его лошади, не ударил ее кулаком в лоб.

– Боже мой, бедное животное!.. Что же было дальше?

– Она упала на передние ноги, а потом завалилась набок и тут же издохла. Пока всадник барахтался под нею, я отобрал у него меч и одним ударом разрубил пополам.

– Святые небеса! – всплеснула руками Гизела и вдруг вся замерла, не сводя с нормандца влюбленных глаз. Потом прибавила, усиливая эффект чарующей улыбкой: – Мне никогда и слышать не приходилось о таком, а уж видеть и подавно…