Энтони Хоуп - Пленник замка Зенды Страница 21

Я протянул Майклу руку, а потом, сердечно обнял его, провел в гостиную Флавии.

— Любезный брат, — виновато проговорил я. — Поверьте, знай я раньше, что вы тут, вам не пришлось бы ждать ни минуты. Я тотчас попросил бы у принцессы соизволения принять вас.

Майкл тут же заверил, что очень тронут такой заботой, однако сердечности я в его тоне не уловил. Вполне вероятно, что у этого человека было множество способностей, но актером он был никудышным. Он изо всех сил старался показать, что не подозревает подвоха и по мере сил играл роль любезного и почтительного брата. Увы, получалось это у него настолько плохо, что даже не очень внимательный наблюдатель сразу догадался бы, до какой степени мой любезный братец меня ненавидит и как неприятно ему, что я сижу рядом с Флавией. А я развлекался тем, что то и дело обращался и к нему, и к принцессе по имени. Если Майкл настоящего-то короля не жаловал, воображаю, каково ему было терпеть панибратство от самозванца!

— Вы поранили руку, сир? — со всей заботливостью, какую только мог изобразить, спросил Майкл.

— Да, братец, я играл с собакой, и она меня вдруг укусила. Вы же знаете, эти полукровки такие взбалмошные… — решил позлить его я.

Майкл так свирепо посмотрел на меня, что я понял: колкость моя достигла цели. Я думал, он сейчас выдаст себя. Но, собрав остатки сдержанности, Майкл обуздал гнев и выдавил жалкое подобие улыбки. И тут Флавия нанесла ему еще один удар. Посмотрев на меня с тревогой, она воскликнула:

— А рана не опасна?

— Не волнуйтесь, кузина, — поспешил успокоить ее я. — Конечно, если бы я позволил укусить себя сильнее, неизвестно, чем бы все кончилось. Но я не позволил.

— Надеюсь, эту свирепую тварь усыпили? — спросила принцесса.

— Пока нет. Врач сказал, что сперва надо выяснить, не даст ли укус осложнений.

— Врач боится осложнений? — осведомился Майкл, лицо которого по-прежнему кривилось от кислой улыбки.

— Да, милый брат. Если мне станет хуже, пса придется умертвить.

— Но если его оставят в живых, обещайте, что больше никогда не будете с ним играть! — потребовала Флавия.

— Не могу. Вдруг мне захочется развлечься.

— Но он может вас опять укусить.

— Пусть попробует, — с улыбкой ответил я.

На этом я почел за лучшее прекратить выпады.

Я уже и так достаточно выказал Майклу презрение. Дальше продолжать в том же духе было опасно. Этот несдержанный субъект мог сорваться и, забыв о собственной выгоде, пойти на открытый конфликт со мной. Но я пока не мог себе позволить такой роскоши и поспешил переменить тему. Не дав Майклу и рта раскрыть, я принялся что есть силы расхваливать его полк. Вначале я разглагольствовал о великолепной выправке и прекрасной строевой подготовке стрелков, затем отметил преданность, с которой полк Майкла приветствовал меня во время коронации. Справившись с дифирамбом полку, я начал превозносить охотничий домик в Зенде, особенно напирая на то, что нигде еще не находил такого уюта и не чувствовал себя так безмятежно, как там. Только я стал входить во вкус беседы, как пришлось замолчать: Майкл явно не захотел больше слушать похвал в свою честь и начал поспешно прощаться. Уже в дверях он остановился и, повернувшись ко мне, сказал:

— Ваше величество, не окажете ли вы чести троим моим друзьям? Они давно уже ожидают в передней и будут счастливы, если вы дозволите мне представить их вам.

Я тут же подошел к Майклу и предупредительно взял его под руку. Майкл просто затрясся от ярости. Я возликовал: ни одно мое слово не пропало даром.

Мы вышли в переднюю. Это было трогательное зрелище. Монарх, благостно улыбаясь, шел знакомиться с друзьями горячо любимого брата.

— Вот, ваше величество, — с достоинством и в то же время почтительно начал Майкл.

Учитывая его явно невысокие актерские способности, оставалось только удивляться, насколько хорошо он сейчас играл свою роль. Майкл подвел меня к троим головорезам и продолжал:

— Это мои самые близкие друзья. Позвольте заметить, ваше величество, что они всей душой преданы вам и не пожалеют жизни ради вашего процветания и могущества.

Я снова вынужден был отметить, что на этот раз он справляется со своей ролью просто замечательно. Говорил он свободно, жестикуляция отличалась непринужденностью и изяществом.

— Ну, если они преданы не только мне, но и вам, я рад их видеть вдвойне, — сказал я.

Они по очереди приблизились ко мне для рукопожатия. Де Готе отличался высоким ростом, изяществом и стройностью. Нафабренные усы и жесткая, коротко стриженная шевелюра как бы довершали образ этого галантного воина. Бельгиец Берсонин являл собой полную противоположность. Тучный, не слишком рослый, неуклюжий, он к тому же, несмотря на молодость, был совершенно лыс. Мой соотечественник Детчард был самым молодым из троих. Коротко остриженный, светловолосый, он словно воплощал типичный образчик спортсмена-англичанина. Эти атлеты с широкими плечами, узкими бедрами и мало выразительными глазами всегда представляли для меня загадку. По-моему, от них можно ожидать любых выходок. Я решил поговорить с ним по-английски. Я нарочно говорил на родном языке с легким руританским акцентом. Мой соотечественник одарил меня в ответ ехидной улыбкой, и я убедился, что он в курсе дела.

Отделавшись от любимого брата и его чудесных друзей, я вернулся в гостиную, чтобы попрощаться с кузиной. Она ждала меня в дверях. Я взял ее за руку.

— Рудольф! — прошептала она так тихо, что я едва расслышал. — Будьте осторожны, прошу вас.

— Что вы имеете в виду?

— Я не смею говорить об этом. Но вы ведь сами все понимаете. Не забывайте, ваша жизнь нужна…

— Кому? — перебил я.

— Ну… — Она замялась. — Руритании.

Чем больше я оставался рядом с Флавией, тем дальше заходил в своей лжи. Разумеется, я клял себя на чем свет стоит за эту бесчестную игру. Видит Бог, я с радостью сразу признался бы Флавии, что я не король. Но я не мог этого сделать. Прочие же уловки с моей стороны были бы не более честны. И я продолжал играть роль влюбленного короля, ибо, если и не был королем, то в принцессу и впрямь уже почти что влюбился. И я ответил ей:

— Выходит, кроме государства, моя жизнь никому не нужна?

— Она нужна еще вашим друзьям.

— Друзьям?

— И вашей верной кузине, — добавила она шепотом.

Тут у меня пропал дар речи. Молча поцеловав ей руку, я в самом скверном расположении духа вышел в переднюю.

На глаза мне тут же попался счастливчик Фриц. Не обращая никакого внимания на слуг, он весело болтал со своей возлюбленной.

— Нельзя же жить одними интригами! — пылко объяснил он мне, когда мы выходили на улицу. — Я люблю и любим и не собираюсь жертвовать своим счастьем.