Александр Дюма - Двадцать лет спустя Страница 22

– А-а, – сказал д’Артаньян, видя, что рассказ Планше совпадает с его собственными наблюдениями. – Ну и что же?

– Один из них сказал: «Он, наверное, должен быть сейчас в Нуази или должен приехать туда сегодня вечером; я узнал его слугу». – «Ты в этом уверен?» – спросил человек в плаще. «Да, принц!» – был ответ…

– Принц? – прервал д’Артаньян.

– Да, принц! Но слушайте же. «Если он там, то решим, что с ним делать», – сказал второй из собутыльников. «Что с ним делать?» – повторил принц. «Да. Он ведь не такой человек, чтоб добровольно сдаться: он пустит в ход шпагу». – «Тогда придется и вам сделать то же, только старайтесь взять его живьем. Есть ли у нас веревки, чтобы связать его, и тряпка, чтобы заткнуть рот?» – «Все есть». – «Будьте внимательны: он, по всей вероятности, будет переодет». – «Конечно, конечно, монсеньор, будьте покойны». – «Впрочем, я сам там буду и укажу вам». – «Вы ручаетесь, что правосудие?..» – «Ручаюсь за все», – сказал принц. «Хорошо, мы будем стараться изо всех сил». После этого они вышли из конюшни.

– Да какое же это имеет отношение к нам? – сказал д’Артаньян. – Это одно из тех предприятий, какие затеваются ежедневно.

– Вы уверены, что оно не направлено против нас?

– Против нас! С какой стати?

– Гм! Припомните-ка, что они говорили: «Я узнал его слугу», – сказал один; это вполне может относиться ко мне.

– Дальше?

– «Он должен быть сейчас в Нуази или приехать туда сегодня вечером», – это тоже вполне может относиться к вам.

– Еще что?

– Еще принц сказал: «Будьте внимательны: он, по всей вероятности, будет переодет», – это уж, мне кажется, не оставляет никаких сомнений, потому что вы не в форме офицера мушкетеров, а одеты как простой всадник. Ну-ка, что вы на это скажете?

– Увы, мой милый Планше, – сказал д’Артаньян со вздохом, – к несчастью, для меня миновала пора, когда принцы искали случая убить меня. Ах, славное то было время! Будь покоен, мы вовсе не нужны этим людям.

– Уверены ли вы, сударь?

– Ручаюсь.

– Ну, так ладно; тогда нечего и говорить об этом.

И Планше снова поехал позади д’Артаньяна с тем великим доверием, которое он всегда питал к своему господину и которое ничуть не ослабело за пятнадцать лет разлуки.

Они проехали около мили.

К концу этой мили Планше снова поравнялся с д’Артаньяном.

– Сударь, – сказал он.

– Ну? – отозвался тот.

– Поглядите-ка, сударь, в ту сторону; не кажется ли вам, что там, в темноте, двигаются тени? Прислушайтесь: по-моему, слышен лошадиный топот.

– Не может быть, – сказал д’Артаньян, – земля размокла от дождя; но после твоих слов мне тоже кажется, что я что-то вижу. – И он остановился, вглядываясь и прислушиваясь.

– Если не слышно топота лошадей, то по крайней мере слышно их ржание. Слышите?

Действительно, откуда-то из тьмы до слуха д’Артаньяна донеслось отдаленное лошадиное ржание.

– Наши молодцы выступили в поход, – сказал он, – но нас это не касается. Едем дальше.

Они продолжали свой путь.

Через полчаса они достигли первых домов Нуази. Было около половины девятого, а то и все девять часов вечера.

По деревенскому обычаю, все уже спали: в деревне не светилось ни одного огонька.

Д’Артаньян и Планше продолжали свой путь.

По обеим сторонам дороги на темно-сером фоне неба выделялись еще более темные уступы крыш. Время от времени за воротами раздавался лай разбуженной собаки, или встревоженная кошка стремительно кидалась с середины улицы и пряталась в куче хвороста, откуда виднелись только ее испуганные глаза, горящие, как карбункулы. Казалось, кошки были единственными живыми существами, обитавшими в деревне.

Посреди селения, на главной площади, темной массой возвышалось большое здание, отделенное от других строений двумя переулками. Огромные липы протягивали к его фасаду свои сухие руки. Д’Артаньян внимательно осмотрел здание.

– Это, – сказал он Планше, – должно быть, замок архиепископа, где живет красавица де Лонгвиль. Но где же монастырь?

– Монастырь в конце деревни, я его знаю.

– Так скачи туда, – сказал д’Артаньян, – пока я подтяну подпругу у лошади; посмотри, нет ли у иезуитов света в каком-нибудь окне, а потом возвращайся ко мне.

Планше повиновался и исчез в темноте, между тем как д’Артаньян, спешившись, стал подтягивать, как и сказал, подпругу.

Через пять минут Планше вернулся.

– Сударь, свет есть только в одном окне, выходящем в поле.

– Гм! – сказал д’Артаньян. – Будь я фрондер, я бы постучался сюда и наверняка нашел бы покойный ночлег; будь я монах, я бы постучался туда и, наверное, получил бы отличный ужин; а мы, очень возможно, заночуем на сырой земле, между замком и монастырем, умирая от жажды и голода.

– Да, как знаменитый Буриданов осел, – прибавил Планше. – А все же – не постучаться ли?

– Ш-ш! – сказал д’Артаньян. – Единственный огонек в окне и тот потух.

– Слышите? – сказал Планше.

– В самом деле, что это за шум?

Послышался гул, как от надвигающегося урагана.

В ту же минуту из двух переулков, прилегающих к дому, вылетели два отряда всадников, человек в десять каждый, и, сомкнувшись, окружили д’Артаньяна и Планше со всех сторон.

– Ого! – сказал д’Артаньян, обнажая шпагу и прячась за лошадь. Планше проделал тот же маневр. – Неужели твоя правда и они впрямь добираются до нас?

– Вот он! Попался! – закричали всадники и бросились с обнаженными шпагами на д’Артаньяна.

– Не упустите! – раздался громкий голос.

– Нет, монсеньор! Будьте покойны.

Д’Артаньян решил, что пора заговорить и ему.

– Эй, слушайте, – сказал он со своим гасконским акцентом, – чего вы хотите? Что вам надо?

– Узнаешь сейчас! – заревели всадники хором.

– Стойте! Стойте! – закричал тот, которого назвали монсеньором. – Стойте, говорят вам, это не его голос!

– То-то! – сказал д’Артаньян. – Что тут, в Нуази, все перебесились, что ли? Но берегитесь, предупреждаю вас; первому, кто приблизится на длину моей шпаги, – а она у меня длинная, – я распорю брюхо.

Предводитель подъехал к нему.

– Что вы тут делаете? – спросил он надменным голосом, привыкшим повелевать.

– А вы? – спросил д’Артаньян.

– Повежливее, не то вас проучат как следует! Если я вам себя и не называю, то все же требую, чтобы вы были почтительны к моему сану.

– Вы боитесь назвать себя, потому что командуете разбойничьей шайкой, – сказал д’Артаньян, – но мне, мирно путешествующему со своим лакеем, нет никаких причин скрывать свое имя.

– Ладно, ладно! Кто вы?

– Я назову вам себя, чтобы вы знали, где найти меня, сударь, принц или монсеньор, как вас там зовут, – ответил гасконец, не желавший, чтоб думали, будто он испугался угрозы. – Знаете вы д’Артаньяна?