Фрегат Его Величества 'Сюрприз' - О'Брайан Патрик Страница 22

— Конечно, дорогая, уверен, что не выходили, — отозвался Стивен.

— И так бывает каждую ночь?

— Иногда приятнее: в других широтах этот чертов ветер бывает теплым. Но всегда ночью древний мир живет собственной жизнью. Чу, слышите? Она, должно быть, за деревьями над церковью. — Это был дикий вой лисицы, от него даже у апостола застыла бы кровь в жилах, но Софи только воззрилась в неверном свете луны на Стивена, дергая его за одежду.

— Что это? — вскричала она. — Вы вышли на улицу в одном только своем дырявом пальто? О, Стивен, и как вы можете быть так невнимательны? Давайте заверну вас в свой плащ, он подбит мехом.

Стивен энергично отнекивался, заявляя, что раз уж кожа обладает определенными защитными свойствами, раз уж благодаря толщине тканей, ей дано сохранять внутреннее тепло, то любые иные покровы будут не только излишни, но даже вредны.

— Вот в случае с верховым все обстоит совершенно иначе, — сказал он. — Прежде чем проводить Тома Пуллингса в путь, я настоятельно рекомендовал ему поместить между мундиром и сорочкой кусок промасленного шелка: сами движения лошади, помимо силы ветра, нарушают защитные свойства кожи, и она теряет тепло. С другой стороны, в правильно сконструированном экипаже, нам не стоит опасаться ничего подобного. Защитой от ветра может служить что угодно: довольный эскимос, спрятавшись в своем доме из снега, смеется над бурей, и проводит долгие зимние ночи в веселье и уюте. Да, я говорил про правильно сконструированный экипаж: не советовал бы вам путешествовать по степям Тартарии в тарантасе, подставив незащищенную, или покрытую только хлопковой тканью, грудь всем ветрам. Или в ирландском кабриолете.

София обещала, что ни в коем случае не станет так поступать, и, завернувшись в просторный плащ, они снова принялись рассчитывать расстояние от Лондона до Бата, скорость Пуллингса по дороге туда и скорость Джека по дороге оттуда.

— Дорогая моя, настройте свои мысли так, чтобы не испытать разочарования, — заявил Стивен. — Вероятность, что встреча состоится в назначенное — вернее даже, в предположенное мной — время очень мала. Подумайте о сотне миль в дороге, о возможности — не дай бог, — что он может упасть с лошади и сломать колено: об опасностях путешествия, таких как разбойники, грабители… Но тсс, я не должен пугать вас.

Портшезы замедлили ход до скорости едва ли большей, чем скорость пешехода.

— Мы, должно быть, уже у Креста, — произнес Стивен, выглядывая в окно.

Дорога шла вверх вдоль деревьев, напоминая белую ленту, теряющуюся в сгустках тьмы. Среди деревьев свистел и вздыхал северо-восточный ветер, а на одном из островков света виднелся верховой. Форейтор тут же заметил его, натянул вожжи, обернулся и закричал:

— Том, это Мясник Джеффри. Может, повернем?

— Тут сзади таких еще двое, жуткие громилы. Так что рот на замок, Эймос, не взбрыкивай. Помни, что лошади хозяйские, и будь повежливей.

Звонко застучали подковы, София прошептала:

— Стивен, не стреляйте.

Глядя через открытое окно, Стивен ответил:

— Дорогая, я и не собирался стрелять. Я хотел…

Но лошадь уже подошла к окну, ее дыхание устремилось внутрь, а огромная темная фигура склонилась с холки, застилая доступ лунному свету. Экипаж наполнился звуками самого вежливого в мире шепота:

— Прошу прощения, сэр, за то, что беспокою вас…

— Пощадите меня! — взвизгнул Стивен. — Заберите все… Возьмите эту юную леди! Но пощадите меня! Пощадите!

— Я знала, что это вы, Джек, — воскликнула София, всплеснув руками. — Знала с самого начала. О, как я рада видеть вас, мой милый!

— Даю вам полчаса, — сказал Стивен. — Ни минутой больше: эта молодая женщина должна оказаться дома в теплой кровати еще до того, как пропоют петухи.

Он пошел назад, к другому портшезу, где Киллик с упоением излагал Бондену подробности их бегства из Лондона: катафалком до Путни, мистер Пуллинс следом на траурных дрожках; «бездельники», кишащие по обеим сторонам дороги, почтительно снимают шляпы и кланяются.

— Ни за что не пропустил бы такого зрелища, ни за что, даже за боцманский патент!

Стивен походил взад-вперед, посидел в портшезе, походил взад-вперед, поболтал с Пуллингсом о его плавании в Индию, жадно впитывая рассказ о невероятной жаре на стоянке в Хугли, об иссушенных землях внутри материка, о незабываемом солнце, о тепле, которое льется даже с луны ночью.

— Если я вскоре не окажусь в теплом климате, — заявил Стивен, — можете меня похоронить и написать: «Здесь тот, кто умер от совершенного отчаяния».

Он нажал кнопку своего репетира, и среди завываний ветра послышались четыре мелодичных удара, потом еще три, обозначающие четверти часа. Из переднего портшеза не доносилось ни звука: но пока Мэтьюрин стоял, не зная, что предпринять, дверца открылась, Джек помог Софии выйти и крикнул:

— Бонден, возвращайтесь с мисс Уильямс на Парагон в другом экипаже. Догонишь нас на почтовом. Софи, дорогая, садитесь. Да хранит вас Бог!

— Да защитит и сохранит Бог вас, Джек. Заставьте Стивена завернуться в плащ. И помните: навсегда, — что бы они не говорили — навсегда, навсегда, навсегда.

Глава пятая

Солнце обрушивалось на Бомбей с высоты полудня, заставляя этот переполненный город смолкнуть, так что даже на далеких базарах можно было расслышать шум прибоя — пульсацию Индийского океана, окрашенного в темную охру, под небом слишком раскаленным, чтобы быть голубым. Это небо страстно ждало юго-западного муссона, и в этот самый момент далеко-далеко к западу, за Африкой, он, прорвав горизонт, метнул свой первый могучий дротик, встрепенув обвисшие брамсели и бом-брамсели «Сюрприза», заштилевшего на маслянистых волнах немного к северу от экватора и в градусах в тридцати к западу от Гринвича.

Столб света опустился на марсели, на нижние паруса, осветил палубу, и настал день. Внезапно весь восток превратился в день: солнце осветило небо до самого зенита, и в один миг ночь осталась за скулой правого борта, медленно уползая в сторону Америки. Марс, расположенный на ладонь выше горизонта на западе, внезапно исчез; весь небосвод вспыхнул, а темные воды моря вернулись к обычной дневной ярко-голубой синеве.

— Прощения просим, сэр, — воскликнул старшина полуютовых, склоняясь над доктором Мэтьюрином и стараясь докричаться до него сквозь покрывавший голову мешок. — С вашего позволения, пора.

— В чем дело? — откликнулся, наконец, Стивен, урча, как потревоженный зверь.

— Почти четыре склянки, сэр.

— Ну и что с того? Сегодня утро воскресенья, хвала Господу, а вы опять скоблить палубу?

Мешок, защищавший от света луны, мог заглушить слова, но не раздраженный тон человека, которого вырвали внезапно из состояния покоя и эротических грез. В междупалубном пространстве фрегата было душно: благодаря мистеру Стенхоупу и его свите фрегат был переполнен, и Стивен спал на палубе, рискуя попасть под ноги каждой вновь заступившей вахте.

— Тут же пятна смолы, — сказал старшина вкрадчивым, убедительным тоном. — На что будет похож квартердек с этими пятнами, когда мы начнем оснащать церковь? — Но заметив, что доктор, судя по всему, снова задремал, вернулся к первоначальному: — Прощения просим, сэр, ну пожалуйста.

Из-за жары смола на снастях плавилась и капала на палубу, вар, используемый для конопачения, тоже, похоже, был замешан, и Стивен, оттянув мешок, наблюдал, как они моют, посыпают песком и полируют камнем пространство вокруг него: он оказался на испещренном пятнами острове в окружении моряков, спешащих побыстрее закончить работу, чтобы побриться и одеться в чистое. Сон бесследно пропал: Стивен встал, окончательно снял с головы мешок, и проворчал:

— Никакого покоя на этом проклятом корыте, или лоханке… Преследуют… Прямо ритуальное еврейское пристрастие к чистоте… Идиоты древние…

Он поплелся к борту. Но тут солнечный луч пролил на него благодатное тепло; в клетке поблизости прокричал петух, приподнявшись на насесте, и тут же закудахтала курица: «Яйцо снеслось, яйцо снеслось!». Доктор потянулся, огляделся вокруг, натолкнулся на каменные, сердитые физиономии полуютовых и понял, что липкость его подошв объясняется приставшими к ним смолой и варом: цепочка грязных следов шла по чистой палубе от места, где он спал к поручням, где стоял теперь.