Уилбур Смит - Божество пустыни Страница 22

Не знаю, почему я сказал так: девочки любят мои истории, и я не разочаровываю их.

Я вышел из ванны и позвал Рыжего, своего главного раба, чтобы он принес мне сухую ткань – вытереться.

– Ты опять уходишь, Таита, – упрекнула меня Техути. У нее было чутье взрослой женщины. – Возвращаешься на час и снова уходишь. Может, на этот раз навсегда.

Она чуть не плакала.

– Нет! Нет! – Я уронил ткань и обнял ее. – Неправда. Я всего лишь иду к гробнице вашего отца на другом берегу.

– Если это правда, позволь нам пойти с тобой, – предложила Беката.

– О да, пожалуйста! Возьми нас с собой, милый Таита, – подхватила Техути.

Я помолчал, обдумывая это предложение, и обнаружил, что мне оно нравится не меньше, чем девочкам.

– Есть одна загвоздка. – Я изобразил нежелание. – То, что мы собираемся делать, большая тайна. Поклянитесь никому не рассказывать, что увидели и что мы там делаем.

– Тайна! – воскликнула Беката, и глаза ее засверкали. – Клянусь, Таита! Клянусь всеми богами, что не расскажу ни одной живой душе.

Когда мы с царевнами и Атоном пришли, триремы еще стояли у входа в гробницу фараона Мамоса.

Зарас и его люди славно потрудились в мое отсутствие. Следуя моим указаниям, они расставили вокруг гробницы заслон из плетеных тростниковых циновок, чтобы нельзя было подглядывать с окрестных холмов. Я намеревался работать всю ночь, чтобы разгрузить триремы. Однако под покровом темноты могли подобраться гиксосские шпионы, а нам, конечно, пришлось бы работать при факелах. И для сохранения тайны заслон был жизненно необходим.

Основываясь на опыте, приобретенном в Тамиате, я подробно разработал план разгрузки. И теперь руководил Дилбаром и его людьми, которые сколачивали площадки из обработанной древесины и на блоках поднимали их с палубы первой триремы. Эти площадки-поддоны в восемь квадратных локтей входили в люки триремы. На верхней палубе каждой триремы я установил треножники и блоки над каждым люком. Мои люди опускали поддоны в трюм, а там группы рабочих нагружали их ящиками со слитками.

Потом партиями по двадцать ящики поднимали, переносили за борт и укладывали на причал.

– А что в этих ящиках, Таита? – спросила Техути.

Я заговорщицки приложил палец к губам.

– Это великая тайна. Но очень скоро ты узнаешь, что в них. Нужно только немного потерпеть.

– Не люблю терпеть, – напомнила Беката. – Даже немного не люблю.

Ящики снимали с поддонов, и они попадали в руки длинной цепочки людей. Эта цепочка начиналась от пристани и, минуя вход в гробницу, спускалась по лестнице, а потом проходила по длинному разукрашенному туннелю через три обширные прихожие, чтобы окончиться у четырех сокровищниц. Три сокровищницы располагались по сторонам помещения с пустыми саркофагами, ждущими набальзамированное тело, которое так в них и не попало. Вся огромная усыпальница была вырублена в скале – мне и двум тысячам рабочих пришлось двадцать лет трудиться, чтобы завершить его; я по-прежнему горжусь этим сооружением.

– Вы, девочки, можете очень помочь дяде Атону и мне, – сказал я царевнам. – Вы умеете считать и писать, а из этих людей на это способен только один из ста.

Я кивком показал на цепочку полуобнаженных людей.

Девочки с удовольствием приняли на себя обязанности счетоводов и вступили в игру. Они с радостью демонстрировали свои умения.

Я оставил Зарасу указания, и в мое отсутствие он установил в первой сокровищнице две пары больших весов. Мы с Атоном встали к ним. Рабочие ставили ящик на весы, а мы сообщали царевнам вес. Беката работала с Атоном, а мне помогала Техути. Они записывали каждый вес на длинном свитке папируса и после каждого десятого ящика подводили итог.

Когда первая сокровищница заполнилась, в ней оказалось 233 лака чистого серебра. Я отправил людей на поверхность и дал им час на отдых, еду и питье. Когда мы остались одни, я воспользовался этим перерывом, чтобы показать девочкам, что в ящиках. Вскрыл один, достал слиток и позволил им подержать его и восхититься.

– Он не такой красивый, как мое ожерелье, – сказала Беката, погладив ожерелье на горле.

– Это все твое, Таита? – задумчиво спросила Техути, разглядывая груды ящиков с серебром.

– Все принадлежит фараону, – ответил я, и она серьезно кивнула. Я видел, что она делает расчеты. Она отлично считала. Наконец Техути улыбнулась и назвала итог.

– Мы очень довольны тобой, Таита.

Она по праву использовала царское «мы».

Когда люди вернулись, я снова приказал им работать. Они стали носить ящики во вторую сокровищницу, чуть меньше первой. В ней нашлось место еще для 216 лаков серебра.

Тут пришел Зарас и сообщил, что первые две триремы полностью разгружены, но на третьем корабле еще остается большой груз.

– Рассвет близок, сиятельный Таита, – предупредил он, потому что ночью я утратил представление о ходе времени, – и люди очень устали.

В его голосе звучала неодобрительная нотка, а лицо было мрачным. Я хотел отругать его, так как не привык к тому, чтобы меня критиковали подчиненные, и сам тоже устал (но готов был работать дальше – несмотря на худобу, я выносливей большинства мужчин), но сдержался.

– Твои люди хорошо поработали, Зарас, и ты тоже. Однако я прошу потерпеть еще немного. Я пойду с тобой на верфь, оценить, сколько еще осталось.

И тут я допустил роковую ошибку.

Я оглянулся на Техути, которая сидела за мной на стуле, наклонившись к свитку папируса. Волосы золотой волной падали ей на лицо, скрывая его. Ей некогда было причесаться.

– Техути, ты работала, как рабыня, – сказал я. – Пойдем со мной наверх. Холодный ночной воздух освежит тебя.

Техути встала. Она вскинула голову, отбросила волосы за спину и посмотрела на Зараса. А он посмотрел на нее.

Я увидел, как при свете лампы раскрылись зеленые глаза Техути, и услышал смех темных богов, далекий и издевательский. И сердцем понял, что наш мирок безвозвратно изменился.

Двое стояли неподвижно, как мраморные статуи, и смотрели друг на друга.

Я постарался взглянуть на Зараса глазами царевны. И хотя я гораздо больше ценю женскую красоту, чем мужскую, я впервые увидел, что он красив, гораздо красивее прочих. И хотя я знал, что он не благородного происхождения, он излучал властность и значительность. К этому добавлялись благородная осанка и прекрасная выправка.

Я знал, что его отец – купец из Фив, собственными трудами наживший значительное состояние. Он постарался, чтобы его сын получил лучшее образование, какое можно купить за серебро. Зарас умен, он быстро соображает; он прекрасный воин, о чем говорит и его высокий чин. Однако предки его простолюдины, и он не пара царевне из царского дома Тамоса. В любом случае вопрос о паре для своей сестры решит фараон, конечно, посоветовавшись со мной.