Ефим Курганов - Шпион его величества Страница 23

– Но так, наверное, поступают и другие ваши мудрецы? – спросил я.

Закс-младший отрицательно замотал головой, а потом ответил мне:

– Нет, Яков Иваныч, многие стоят за Бонапарта. Но старый ребе написал мне, что Бонапарту мало быть императором, он хочет быть Богом, а это место уже занято. И еще старый ребе написал мне, что ежели победит Наполеон, то сие будет означать конец нашей веры. Наполеон ведь говорит, что мы должны слиться со всеми народами, а это и будет наш конец. И допустить этого нельзя, считает Залман Борухович. Так что он одобряет мою службу у вас.

Александр Павлович явно был чем-то взволнован.

Он сразу же накинулся на меня с вопросом, слышал ли я об исчезновении горничной из дома губернатора Лавинского и об ее убийстве.

Я спокойно отвечал, что довольно много знаю об этом деле. Но, кажется, государь не обратил особого внимания на смысл моих слов.

Во всяком случае его величество продолжал говорить нервно, быстро, напряженно:

– Говорят, это происки бонапартистов.

Я не выдержал и рассмеялся.

– Почему ты смеешься? – весьма недовольно и даже слегка сердито спросил меня государь.

– Ваше величество, все ровно наоборот. Я совершенно доподлинно знаю, что горничная была подослана в дом Лавинского графом де Шуазелем и его друзьями-бонапартистами.

– А мне Балашов говорил, что горничная Лавинского соглашалась уже помогать его министерству полиции. Он дал ей важные поручения, и весьма важные, и даже оплатил их.

– Ваше величество, на Балашова, думаю, подействовали чары очаровательной горничной, которая на самом деле принадлежала к кружку здешних бонапартистов. Понимаете, готовилась грандиозная афера, в центре которой мог оказаться ваш министр полиции. Так бы все и произошло, если бы юную виленскую бонапартистку вдруг не прирезали в уютном палисадничке на Остробрамской улице, той, что находится как раз прямо за ратушей. Гибель сей девицы, собственно, и спасла репутацию министра Балашова.

Как будто это объяснение на государя в итоге подействовало, хотя до конца он все-таки, как мне кажется, не поверил, что Балашов может стать объектом манипуляций врагов Российской империи.

А около шести часов вечера ко мне пожаловали неожиданные гости: это был гражданский губернатор Виленского края Лавинский собственной персоной и министр полиции Балашов, мой давний знакомец и бывший благодетель.

Губернатор Лавинский был явно смущен и озабочен.

Балашов же глядел весьма зло и обиженно – он явно был недоволен, что вынужден обращаться ко мне с просьбой.

Первым начал говорить губернатор.

– Любезный Яков Иваныч, – сказал он чрезвычайно степенно. – Вероятно, вы слышали о постигшем нас несчастье. В моем доме, в той половине, которую занимает Александр Дмитриевич (он кивнул в сторону Балашова), служила горничная, девица очаровательная, исполнительная и крайне услужливая. И вот сначала она исчезла, а затем ее нашли зверски зарезанной. Но понимаете, местные власти бездействуют, и убийцы до сих пор не обнаружены, да и не ищет их никто. Надавите на здешних полицейских, голубчик, ведь они теперь вам подчиняются.

Тут вступил в разговор и министр Балашов (говорил он важно и даже несколько высокомерно, что меня совершенно не удивило):

– Этим делом стоит заняться всерьез. Я полагаю, что горничная была убита виленскими бонапартистами, ибо она, насколько мне известно, несмотря на польское свое происхождение, была поклонницей нашего государя.

– Господа! – спокойно ответил я.

– Вам не стоило беспокоиться. Полковники Розен и Ланг, отлично вам известные, под моим началом ведут розыск. Я не могу перед вами раскрывать все детали следствия, но общую картину очертить, кажется, имею право. Так вот, Розену и Лангу удалось выяснить, что ваша очаровательная горничная была связующим звеном между виленскими бонапартистами и резидентом Бонапарта в Варшаве бароном Биньоном. Эта информация достаточно конфиденциальная, но заверяю вас в ее абсолютной точности.

При этих произнесенных мною словах губернатор Лавинский вздрогнул, а генерал-адъютант Балашов страшно побледнел, и глаза его загорелись нехорошим блеском обиды и зависти.

Ни слова ни говоря, даже не попрощавшись, они буквально бежали из моего кабинета, а Балашов весьма сердито хлопнул дверью. Еще бы! Я бы на его месте и не так хлопнул.

Когда шаги губернатора Лавинского и генерал-адъютанта Балашова стихли, я всласть рассмеялся, а потом принялся за работу. Поспешный их уход дал мне возможность спокойно заняться разбором корреспонденции.

Был у графа Барклая-де-Толли.

Уже наконец и до него дошли известия о пропаже, а затем и убийстве девицы Алины Коссаковской.

Он довольно много расспрашивал меня об этом. К моему величайшему сожалению, я не мог рассказать военному министру всей правды, хотя меня и прикомандировали к нему по высочайшему повелению.

Главнокомандующий – это же ведь настолько же наивный ребенок, насколько заведующий его канцелярией Закревский проходимец и интриган, хотя граф прекрасно отдает себе отчет, что выиграть военную кампанию без умных, хитрых и дерзких лазутчиков немыслимо. Так что мою необходимость и значение воинской полиции он ясно и точно понимает.

Я рассказал Барклаю, что Алина (не называя, конечно, ее подлинного имени) входила в кружок виленских бонапаратистов и, может быть, даже заправляла им. И добавил, что Алина пряталась в доме гражданского губернатора Лавинского от нас и одновременно следила за министром Балашовым по заданию варшавского резидента барона Биньона.

– Кто же мог ее убить? – осведомился граф, потрясенный всем услышанным, шпионство вообще было не по нем.

– Полагаю, что это наши патриоты отмстили за убийство поручика Шлыкова – ответил я достаточно уклончиво, но все-таки излагая суть дела.

– Жаль девушку, – так довольно неожиданно отреагировал на мои слова военный министр. Надо сказать, что он вообще был довольно сентиментален: это в нем, видимо, сказывались шотландско-немецкие корни.

А для меня вот Алина Коссаковская прежде всего была противником, и противником достаточно серьезным. Если бы она была уничтожена раньше, меньше бы нашей крови пролилось: Шлыков бы остался в живых и приносил бы пользу отечеству.

Днем в трактире Кришкевича встречался с полицмейстером Вейсом. Я сказал ему, что взамен погибшей Алины варшавский резидент барон Биньон неминуемо должен прислать нового человека. Так что среди виленского общества нужно ожидать пополнения. Вейс обещал присматриваться.

Я распорядился, дабы он сегодня же заготовил список всех новоприбывших и чтобы такой список он заготавливал каждый день и хранил в особой папке.