Когда будущее стало чужим - Дмитрий Чайка Страница 23

В то же время. Ахемен.

Княжич очнулся от сильной головной боли. Судя по звукам, они плыли на быстроходном катере, или на яхте. Но куда плыли, и самое главное, почему, для него осталось загадкой. Голова после удара болела невыносимо, и его довольно сильно мутило. Он был связан на совесть, и мог лишь повернуться влево, где на полу, возле низкой откидной койки, стоял заботливо поставленный таз. Туда-то и отправился обед, который по странному недоразумению находился еще в желудке у княжича. Рвота облегчения не вызвала, зато вызвала новый приступ головной боли, который подарил Ахемену массу незнакомых ранее ощущений. Его частенько били в Сотне, но такого удара он еще не получал. Он со стоном закрыл глаза, чтобы успокоить эту проклятую боль. К его удивлению, так было гораздо легче. Если не шевелиться, и не смотреть на свет, то боль уходила куда-то далеко, напоминая о себе небольшими вспышками, которые были, впрочем, сильно слабее, чем раньше. По ощущениям, через пол дня катер остановился, а в каюту вошли рослые мужики, которые сгрузили его на носилки, замотав лицо.

— Здоровый кабан, мля… — просипел один. — Усраться можно, такого тащить.

— Заткнись, — грубо оборвал его второй голос. — Давай еще десять человек наймем, и с ними деньги поделим. Забыл, сколько нам платят?

— Да тащу, тащу, — пошел на попятную сиплый. — Но, до чего же тяжелый, падла.

С сопением и матом они вытащили Ахемена на свежий воздух, который резко ворвался в его легкие. Это было невероятное облегчение. После спертого воздуха каюты солоноватый морской ветер даже немного пьянил. Носилки с княжичем бросили на какую-то телегу, причем ему перед этим плотно забили рот вонючей тряпкой. Сверху забросали сеном и повезли. Ехали они пару часов, после чего с таким же сопением и поминанием демонов, которые подкинули им такую тушу, Ахемена перетащили в подвал, где бросили лицом вверх на широкую кровать.

— Значит так, кусок сиятельного дерьма, — сказал ему похититель, который был в маске на пол лица. — Веди себя спокойно, и ты попадешь домой, в свою счастливую и богатую жизнь. Ты все понял, или тебе нужно еще раз дать по голове?

— Я найду тебя и медленно убью, — Ахемен был спокоен. — Но я могу дать вам шанс. Отпустите меня и бегите. Я не стану вас искать, вы мне не нужны.

Похитители расхохотались. Им было страшно весело. Отсмеявшись, один из них наклонился к нему и сказал.

— Ты так ничего и не понял, мальчик. Ты считаешь себя настоящим воином? Ты думаешь, что в твоей пафосной школе тебя чему-то научили? Ты думаешь, что с тобой станут красиво фехтовать на саблях? Ты конченый дурак. И я, и мой товарищ, были в таких местах, что тебе и не снилось. Мы сидели сутками по шею в вонючем болоте, прячась от дагомейских гвардейцев. Ты знаешь, что это бабы? И ты знаешь, что они могут сделать с таким чистеньким мамкиным воякой, как ты? Ты жрал павшую лошадь, мальчик? А своего убитого товарища? Ты хоть раз пил собственную мочу? Ты варил ремень, чтобы не сдохнуть от голода? Нет? Ты ничего этого не делал? Ну, я так и думал. Тогда ты ни хрена не знаешь о войне, сраный чистоплюй, и ты мне на один зуб.

Ахемен сверлил наемника свирепым взглядом, но ничего не говорил. Да, и сказать ему было нечего. Это были настоящие волки, он отмечал их плавные экономные движения и амуницию, которая сидела на них совершенно естественно, как вторая кожа.

— Слушая сюда, говнюк. Сюда скоро привезут девку. Ты ее знаешь. Если подумаешь выкинуть какой-нибудь фокус, я прострелю тебе ногу, а девку трахнем на твоих глазах во все дыры. А потом отрежем ей палец. Ты понял?

— О ком ты говоришь? — изумился Ахемен.

— О ней, мальчик, о ней. Я говорю о той, на которую ты дрочишь в своих сопливых мечтах. Ты же постоянно к мамочке бегаешь, чтобы тебя на ней женили. Ну, вот и увидишься с ней.

— Невозможно. Как вы посмели? — закричал Ахемен, пытаясь разорвать веревки. — Я вас убью, сволочи.

— Покричи, покричи, сопляк, — сочувственно сказал наемник. — Ее привезут через день-два. Эта курица спешит к тебе на крыльях любви. Как тебя обуяет приступ героизма, вспомни: пуля в ногу, девку приходуем при тебе в жесткой форме, а потом режем ей палец. Усек?

— Да что же вы за люди такие? — сказал побледневший Ахемен, который умер бы, но не допустил, чтобы с Ней обращались так.

— Да люди, как люди, — пожал плечами наемник. — Только не такие сильно благородные, как ты, и не такие богатенькие. И такие сучки, как та, что сюда везут, нам не светят. Так что имей в виду, сопляк. Я вас до того всех ненавижу, что бесплатно бы все это сделал. Но не поверишь, нам еще и платят за это просто несусветные деньги. Так что не зли меня, пацан.

— Почему ты нас ненавидишь? — спросил сбитый с толку Ахемен. — Ты же меня видишь впервые в жизни! Да что мы тебе сделали-то?

— Да ничего не сделали, — усмехнулся наемник. — Просто у тебя все есть, и ты пальцем о палец для этого не ударил, как и та сука. А я в нищей деревне вырос и за гроши жизнью пятнадцать лет рисковал, чтобы такие, как ты, сладко жрали и пили. Достаточный повод для ненависти?

— Вы не смеете так с нами поступать, — сказал Ахемен, голос которого внезапно дрогнул. — Великие Семьи будут вас искать и покарают.

— Да всем скоро будет на тебя насрать, поверь мне, — убежденно сказал наемник. — Ты запомнил, вояка картонный? Нога, трахнутая девка, отрезанный палец. И так за каждую твою глупость.

Ахемена развязали. Сиплый при этом целился в него из револьвера довольно внушительного вида.

— Я забыл сказать. Это новые игрушки с заводов Эгиби. Пули подточены, поэтому при попадании в ногу, кость разлетится в крошку. Нога срастется, но будет короче. Я такое уже видел. Иногда, правда, начинается остеомиелит, и тогда ногу отрезают. Как тебе такая война? Ты все еще хочешь стать героем, мальчик? Не надо! Вдруг, не получится!