Эсташ Черный Монах - Виталий Дмитриевич Гладкий Страница 23

Между правительственной и торговой зонами и стеной находились жилые кварталы; резиденции были на севере, рядом с аль-Хизамом, а бедные кварталы – на юге, на склоне холма, спускавшемся к Тахо. С VIII века мусульмане и христиане там жили вместе, деля сферы влияния, как в торговом квартале. Будучи в основном частными зонами, жилые кварталы не пересекались широкими улицами; там редко встречались открытые пространства, на которых находились торговые лавки.

Красавица и дуэнья привели Эсташа к «adarues», небольшой улице, вход в которую закрывался на ночь. Дома в этом квартале обычно имели лишь один выход на улицу, и жизнь их обитателей протекала за глухими стенами и закрытыми дверями. У самой решетки, которая перекрывала вход в «adarues», девушка пропустила дуэнью вперед, а сама обернулась и бросила быстрый загадочный взгляд на юношу. Видимо, она давно заметила, что он идет следом.

Эсташ остановился, словно вкопанный, не зная, как поступить. Весело рассмеявшись, прелестная мавританка что-то уронила на булыжную мостовую и впорхнула в узкую улочку. Немного помедлив, юноша подошел к решетке, нагнулся и подобрал алую розу – одну из тех, которые достались ей от зрителей.

В этот момент все внутри у него запело. Он удостоился внимания такой прекрасной девушки! Она подарила ему цветок! Это знак внимания в Кастилии стоил дорогого.

Никогда прежде Эсташ не испытывал такого чувства. Внутри у него все перевернулось, и душа запела от радости, в голове начала звучать звонкая и частая дробь каблуков байлаора, а кровь побежала по жилам с такой скоростью, что, казалось, еще немного – и она вырвется наружу.

Не зная, как совладать с этим состоянием, юноша бросился бежать. Он мчался, как молодой олень во время весеннего гона, и прохожие шарахались в стороны, освобождая ему дорогу.

Забежав в дом, где он квартировал, Эсташ едва не сбил с ног сеньора Маурисио. Но юноша даже не оглянулся, а взбежал по ступенькам на второй этаж, заскочил в свою комнату и упал на постель, прижимая розу к груди.

Несмотря на то, что над ним был потолок и чердак, эйфория подняла его к небесам, где он порхал вместе с ангелами. Замкнутого пространства для юноши не существовало; он плыл в эфире на волнах любви, которая ворвалась в его жизнь, как шторм в Ла-Манше, появляющийся совершенно неожиданно и непредсказуемо…

Все последующие дни Эсташ вел себя, как сумасшедший. Даже Рамон это заметил. Юноша уже изрядно продвинулся в «дестрезе», и временами даже побеждал своего учителя, что несколько нервировало махо, считавшего себя непревзойденным мастером боя на ножах. Но Эсташ до этого все же сдерживал себя, благоговея перед авторитетом испанца. А затем он словно с цепи сорвался.

Его атаки, будь это в настоящем бою, закончились бы смертью или увечьем Рамона. В Эсташа словно вселился бес. Он сражался, смеясь, и казалось, предугадывал каждый выпад махо.

– Сеньор Баскет, что с вами случилось? – Наконец Рамон не выдержал и задал вопрос, который давно вертелся у него на языке.

Эсташ совсем недавно узнал, что он Рамон де Севиллано. Все-таки, как и думал юноша, неприкаянный махо принадлежал к древнему испанскому роду. Но что подвигло его на такой неприкаянный образ жизни, об этом Рамон не распространялся.

– Ах, мой уважаемый учитель! Я так счастлив! Но нет, не совсем! – Эсташ сложил свою наваху, заткнул ее за пояс и подошел к испанцу вплотную. – Мне так нужна ваша помощь, дорогой Рамон!

– Если у вас появился соперник, – ответил, посмеиваясь, испанец, – то здесь я вам не помощник. Вы можете справиться с любым кабальеро.

– К счастью, врагов в Толедо я еще не успел завести. Хочу открыть вам свой секрет. Я знаю, вы порядочный человек и никому о нем не расскажете…

Эсташ замялся.

– Конечно, нет. Говорите, мой друг, говорите! – подбодрил его Рамон.

– Ладно! Так и быть! Я влюблен в одну девушку-мавританку, но не знаю, кто она, и свободна ли. Вдруг у нее уже есть жених и они помолвлены. О-о, я этого не переживу!

– Обрисуйте мне ее. Толедо – большой город, но кто его хорошо знает, для того он открытая книга. Смею вас уверить, сеньор Баскет, я изучил город вдоль и поперек, мне известны почти все богатые мавританские фамилии. Не говоря уже о кастильцах. Почему я думаю, что эта девушка из состоятельной семьи? – Тут Рамон хитро ухмыльнулся. – Такой кабальеро, как вы, сеньор, вряд ли обратит внимание на какую-нибудь замарашку.

– Ну, где-то так… – Эсташ улыбнулся в ответ и обрисовал прекрасную танцовщицу, а также улицу, на которой она живет.

Сделал он это весьма цветисто, расписав прелести девушки в такой превосходной степени, что даже близкий человек, руководствуясь рассказом Эсташа, не смог бы ее опознать.

Но Рамон лишь нахмурился, какое-то время в полной задумчивости размышлял, а затем уверенно молвил:

– Эта улица мне известна. Она из разряда престижных. Народ там далеко небедный. И живет на этой улице только один мавр – мориск, уважаемый и богатый меняла, которого зовут Хайреддин бин Абдуррахман аль-Джибрин. У него есть несколько детей, – точное количество не знаю – в том числе и две дочери. Но по вашему описанию, это Абаль – Дикая Роза. Она дочь белой рабыни из народа сакалиба[38], которую меняла купил у проигравшегося в пух и прах идальго. А тот приобрел ее на торгах в Константинополе. Женщина была неимоверной красоты. Так рассказывают. Но вскоре после рождения Абаль она умерла. Конечно же, девушка для менялы – родная дочь, но ее положение в семье шаткое. Она не имеет никаких прав на наследство, так как Хайреддин аль-Джибрин не узаконил отношения с рабыней, хотя свободу после рождения ребенка он ей дал.

«Так вот почему Абаль не столь смугла, как остальные мавританки! – подумал Эсташ. – В ее жилах течет кровь сакалибов». Он не раз слышал от Пьера Фарино, что женщины этого народа – всегда желанная добыча для любого торговца-пирата. Они красивы, покладисты, обладают уравновешенным характером и в хозяйстве просто незаменимы.

– Так о какой помощи идет речь? – спросил Рамон.

– Мне нужно с ней встретиться. Обязательно! Желательно наедине. Но как это сделать? Сам я пробраться на эту улицу не в состоянии. Что я франк, видно издалека. А в Толедо не любят, когда чужаки лезут в их личную жизнь. Вы же свой, у вас может все получиться.

– Придется хорошо подумать… – Рамон кисло