Виталий Гладкий - Сокровище рыцарей Храма Страница 23

— Нынче пошли такие воры, что подметают все подчистую… — Глеб немного поколебался, но все-таки решился и задал главный свой вопрос: — А из квартиры Ольги Никаноровны ничего не пропало?

— Как будто нет, — ответила бабулька.

— Вы в этом уверены?

— Ну, мы не смотрели… — она заколебалась. — Но вроде все стоит на своих местах — телевизор, хрусталь…

— А из того, что висит?

— Чтой-то я вас не понимаю… — бабулька насторожилась.

— Когда я вчера был у Ольги Никаноровны, она показывала мне старинную картину, которая висела на стене в спальне. На ней изображен какой-то храм… или монастырь. Сегодня картины уже нет на месте.

— Не может быть!

— А вы проверьте. Прямо сейчас. Вдруг квартиру обворовали. Тогда нужно в милицию заявить. Только не поднимайте большой шум — он сейчас не к месту.

— Верно, верно, — озабоченно сказала бабулька. — Незачем до похорон создавать лишние хлопоты. Их и так достаточно. Подождите меня чуток…

Бабулька шустро посеменила к подъезду. Глеб сел на скамейку и задумался. Как-то уж больно не ко времени получился несчастный случай… А если добавить сюда еще и пропажу картины (если, конечно, это так), то задуматься есть над чем.

Глебу вдруг стало зябко. Он вспомнил все произошедшие с ним странности, которые начались с некоторых пор: кошмарные сны, ночное видение, сработавшая сигнализация, картина, которая буквально выпорхнула из его рук, и наконец ощущение, что за ним кто-то следит.

А еще ему вспомнилось, как две недели назад он лишь чудом не попал в автомобильную аварию, которая однозначно закончилась бы для него трагически, — когда ему навстречу неожиданно выскочил груженный песком самосвал. Глеба спасли лишь отменная реакция да предчувствие беды, которое не покидало его весь день. Потому он и среагировал вовремя, инстинктивно заложив единственно верный в данной ситуации вираж.

Допустим, все это связано с таинственным планом. Может, кто-то охотится за пластиной? Это вполне реальный вариант. Она имеет большую ценность сама по себе. А если план — не фикция и действительно указывает на место, где лежит клад, то тогда многое можно объяснить. Глебу уже приходилось попадать в подобные ситуации.

Но слежка началась раньше, до того как дед Ципурка подарил ему пластину. Что бы это могло значить?

Только одно: старый кладоискатель имел неосторожность рассказать кому-то из своих знакомых или друзей о своем намерении «облагодетельствовать» Тихомировых задачей, скорее всего, не имеющей решения. Ведь он так и не смог разобраться с планом, сколько ни бился. А деду Ципурке нельзя отказать в уме.

Глеб погрузился в состояние ступора. Нет ответа, нет ответа, нет ответа… Долгоиграющую пластинку в мозгах заклинило. Бабульке, которая прибежала с новостями, пришлось окликнуть его три раза.

— А, что?! — Глеб дернулся, поднял голову и тупо уставился на взволнованную старушку.

— Нетути! — объявила она, тяжело дыша. — Исчезла картина.

— Вы хорошо искали?

— Куда уж лучше.

— А больше ничего не пропало?

— Ну, не знаю… — не очень уверенно ответила бабулька. — Сережки золотые и цепочка на месте — в шкатулке. Брошь с камушками тоже в наличии. А больше ничего такого у Ольгушки и не было.

— Может, деньги?..

— О, Господи, какие у нас деньги? Как получила она позавчера пенсию, так она и лежит нетронутая. Ольгушка на смерть собирала…

— Понятно. Похоронные… Значит, и они на месте. Извините за любопытство: где Ольга Никаноровна их хранила?

Старушка нагнулась к Глебу и доверительным шепотом, словно их мог кто-то подслушать, сообщила:

— На кухне.

— Да ну? В морозилке, что ли?

— Не смейтесь… — бабулька посмотрела на Глеба с осуждением. — Деньги лежали в железной коробке из-под печенья. А коробка стояла в шкафу, на верхней полке.

— И что, это всем вам было известно?

— А то как же. Вот пришло ее время… и не нужно бегать по собесам за помощью. Похороним ее и помянем по-людски. Все мы так деньги собираем…

У Глеба защемило под сердцем. Эх, дорогие наши бабушки и мамы! Какие же вы несовременные — наивные и доверчивые. Никакая «демократия» вас не может изменить. Вас так учили — быть честными, добрыми, порядочными. С вами уходят в мир иной остатки патриархального уклада жизни, который так не нравится революционерам разных мастей и оттенков… черт бы их побрал!

Тяжело вздохнув, он сказал:

— Понятно. Извините, но мне пора… — Глеб поднялся; но тут его осенила очень даже толковая мысль, и он быстро спросил: — А вы, случаем, не знаете, что за храм нарисован на украденной картине? Уж больно красивое место.

— Не знаю, касатик, не знаю… — бабулька снова прослезилась. — Ольгушка что-то говорила… но это было давно. Не помню.

— Всего вам доброго, — сказал Глеб; достав из кармана сто долларов, он протянул купюру бабульке. — А это мой скромный вклад… Вдруг во время похорон появятся какие-нибудь непредвиденные расходы.

— Спаси вас Бог…

Не оглядываясь, Глеб быстро пошагал к машине. На душе было горько и тяжело.

Глава 7

1915 год. Полицейская засада

Петря от волнения не находил себе места — куда-то запропастился Шнырь. После их разговора прошло уже три дня, а от Васьки ни слуху ни духу. Наконец Лупан не выдержал и пошел к нему домой.

Васька жил на Гончаровке, почти под стенами Флоровского монастыря, в бедной халупе с прохудившейся крышей; глядя на его жилище со стороны, можно было подумать, что оно вот-вот рухнет и придавит своих хозяев. Чтобы этого не случилось, Шнырь понаставил со всех сторон хаты деревянные подпорки, поэтому у человека, имеющего развитое воображение, она могла ассоциироваться с паучком, спрятавшимся под листком лопуха.

Действительно, халупа так заросла бурьяном, что с улицы ее трудно было заметить. Тем более что над ней нависали густые и плотные кроны двух старых лип. Даже сильный дождь не мог пробить эту вторую крышу; может, потому Васька и не торопился заниматься ремонтными работами.

Петря не стал даже стучать в дверь. Она была заперта — если, конечно, можно назвать запирающим устройством тонкий вербовый прутик, воткнутый в ручку двери.

В этом не было ничего необычного. Подольской и шулявской голытьбе мужского пола не имело смысла тратиться на дорогие замки. Все свое ценное имущество они носили на себе (недорогую одежонку) и при себе — папиросную бумагу для самокруток, кисет с махоркой, кошелек с медяками и добрый нож, без которого по вечерам не выходил гулять ни один уважающий себя молодой киевлянин простого сословия.