Александр Корделл - Белая кокарда Страница 24

— Теперь ты кушать, э?

Он вышел, возвратился с миской овсянки и кувшином воды и стал ждать, пока я разотру свои затёкшие пальцы. Я чуть не закричал от боли, когда кровообращение начало восстанавливаться. Он подтолкнул ко мне миску.

— Теперь ты кушать, бунтовщик.

— Лучше, чтоб ты сейчас покушать, бунтовщик, — сказал тот, что был меньше ростом.

— Мы очень корошие солдаты.

— Мы хорошо тебя кормить, бунтовщик.

— А потом идёт капитан Лабат и тебя вешать, э?

Маленький уставился на меня своими свиными глазками, блестевшими на его квадратном жирном лице, и провёл пальцем по горлу.

Итак, мне предстояло предстать перед Лабатом.

От ужаса лицо моё покрылось холодным потом.

— Хорошо, что ты кушать, парень, — сказал высокий. — Капитан Лабат, он много спрашивать, когда придёт, — ты хорошо кушать, да?

Я с трудом глотал овсянку и запивал её водой, делая вид, что не слушаю их. Я обдумывал положение. Дверь в подвал всё ещё была открыта, я видел свет, горевший за ней. Но гессенцы были рослые мужчины, прирождённые солдаты; в глубине души я знал, что мне не справиться с ними.

— Ты капитану Лабату правду сказать, э? — спросил солдат.

— Да, — отвечал я, чтобы он оставил меня в покое.

— Ты говорить ему правду, всё хорошо. Ты говорить ему ложь, и он тебя вздёрнуть, э?

Маленький показал жестами, как он себя вешает, — высунул язык и забил ногами.

— А может, тебе смоляной колпак?

Высокий сжал мне плечо и сказал:

— Ты очень молодой бунтовщик, ты говорить правду, и клясться твоя пресвятая дева, и капитан Лабат тебя отпустить, кто знает?

— Кто знает, — повторил другой, сжал кулак и с хохотом покрутил им в воздухе. — Но всё же я подготовлюсь, вдруг ему нужно…

Высокий пинком ноги захлопнул дверь и разразился гневной речью; вспыхнула ссора, чуть не перешедшая в драку. Я медленно, ложка за ложкой, ел овсянку. Сердце моё забилось ровнее, и я опять подумал, справлюсь ли с ними обоими, но ссора почти тотчас прекратилась. Высокий вышел; маленький взглянул на меня и злобно усмехнулся, потом пересёк погреб и уселся под окошком, не сводя с меня глаз. Он вытащил из кармана свёрток плотной обёрточной бумаги и начал тщательно мастерить из неё что-то, примеривая на свой лоб и важно кивая. Я бодро ему подмигнул, хотя внутри у меня всё сжалось от ужаса, а он в ответ злобно ощерился.

Это были настоящие отбросы человеческого общества, находиться с ним в одной комнате и то было отвратительно. Глядя на него, я думал о том, сколько людей кричали от боли в этих безжалостных руках, и понимают ли люди, занимающие высокие места, какие страдания они причинили беззащитному ирландскому крестьянину, дав волю этим варварам. Вдруг я увидел, что он пристегнул себе к поясу мою шпагу, — к зловещему шутовству ему хотелось прибавить ещё и оскорбление. Я пришёл в ярость. Теперь я знал, что его послали ко мне нарочно, чтобы запугать меня перед появлением Карла Лабата.

Кое-чего ему удалось достигнуть, но в одном я был всё же уверен.

Прежде чем они отправят меня на тот свет, я прихвачу с собой и его — во имя священной Ирландии.

Капитан Лабат прибыл в полдень, как сообщил мой страж.

— Сегодня он приехать из Клонтарфа, где он стоит. Завтра он приехать из Кинсейла — он здесь, он там, никто не видать, как он приехать, ни один человек не видать, как он уехать, даже я нет, а я гессенский солдат два года.

Судя по всему, сейчас мне предстояло его увидеть — с улицы доносился звон оружия и громкие команды.

— Сегодня он приехать специально для тебя, — прибавил мой страж.

За стеной раздались шаги солдат, дверь распахнулась. Мой страж вскочил и вытянулся. Я повернулся от окна.

И не поверил собственным глазам. Нет, этого не могло быть…

Передо мной в гессенском офицерском мундире стоял мсье Пуанкаре, друг моего отца; мсье Пуанкаре, член Французской Директории, капитан отважного «Руана», который следил за кораблями Нелсона в Милфорде, человек, который взял меня в засаду возле Фишгарда, чтобы спасти от своих же гессенцев!

Моё удивление сменилось весельем, я готов был расхохотаться.

А потом я почувствовал облегчение и возблагодарил небо за спасение.

Пуанкаре указал солдату на дверь, тот отдал честь и тут же вышел.

— Джон Риган, — прошептал Пуанкаре, — во имя твоего отца, прошу тебя верить мне. Карл Лабат мёртв. Я скачу за тобой от Уэксфорда…

— Так это были вы! — воскликнул я.

— Конечно, я! Ты не захотел доверить мне послание. Неужели ты думаешь, я поверю, что Французская Директория позволит семнадцатилетнему парнишке передагать изустно распоряжение, касающееся их флота?

— Французы высаживаются?

— Вот именно. Но ты не пожелал мне довериться, и вот я следую за тобой, чтобы прикрыть тебя…

— И вы убили Карла Лабата?

— Прошлой ночью, когда тебя взяли его солдаты. Я устроил засаду на дороге к Клонтарфу, где он расположился. Я убил его и забрал его одежду.

— Но стража? Они его знают! — вскричал я.

— Нет, они новички. Но гессенцы в Клонтарфе скоро хватятся его и прискачут сюда. Идём!

— Мне нужна моя шпага. Она у того солдата!

В ответ он распахнул дверь и закричал:

— Стража, отдать арестованному его оружие, да побыстрее!

Солдат затрепетал, но не тотчас выполнил приказ. Пуанкаре схватил его и швырнул на пол.

— Идиоты! Вы взяли не того, — вернуть ему оружие!

Схватив свой пояс и шпагу, я пристегнул её и вышел за Пуанкаре в коридор. Солдаты стояли, вытянувшись в струнку, пока он всячески их поносил.

— Всем остаться на местах, пока я не вернусь! — крикнул он.

Побелев, они уставились на него, а кто-то сказал:

— Но, капитан Лабат, сержант приказал его взять!..

Он выхватил шпагу и приставил остриё к лицу этого солдата.

— Он мне за это заплатит жизнью, он не того взял! Где он?

— Сейчас приведу, капитан!

— Стой! Передай ему, передай ему, что он мне заплатит в Клонтарфе жизнью за эту глупость!

Он вышел на улицу и вскочил в седло; и я тотчас понял, что он говорит правду, — это он скакал за мной от Уэксфорда. Я узнал его по посадке.

Но в эти несколько секунд я понял и ещё кое-что…

Насмерть перепуганный солдат вывел бегом небольшую гнедую кобылу. Пуанкаре пустил своего коня галопом, и я вскочил в седло и поскакал за ним, не жалея шпор. Когда солдаты исчезли из виду, он остановил коня.

— Куда теперь, Риган? — крикнул он.

— Скачите за мной, — отвечал я.

Мы промчались по узким улицам и извилистым переулкам, разбрасывая людей в разные стороны. Верхние окна распахивались, и оттуда вслед нам неслись проклятия и угрозы.