Анна Барт - Месть из прошлого Страница 24

Действительно, ситуация вырисовывалась какая-то не совсем приличная.

– С обоими? – ехидно поинтересовался господин полицейский. – Или в зависимости от страны обитания жениха?

– Хватит, – я решительно вылезла из машины. – Больше эту тему не обсуждаем. Я тоже хотела тебя кое о чем расспросить. Как ты оказался в «Хилтоне»? По работе? Ты уже тогда что-то подозревал?

– Все расскажу, но только есть ужасно хочется, – прервал меня Мур. – У тебя перекусить ничего не найдется? С позавчерашнего вечера в «Хилтоне» ничего не ел, только кофе наливался.

Бесконечный день никак не желал заканчиваться. Дома меня ждал недочитанный Вольфрам Флейшгауэр и теплая лохматая Фрида в постели, но Мур как тень следовал за мной, бубня, что жутко голоден и готов съесть целого быка.

Я тихонько открыла входную дверь и прижала палец к губам – в доме все спали. В холле горел ночник, но я вовремя ухитрилась увидеть Фриду, скатывающуюся вниз по лестнице и в последнюю минуту сумела сжать ей пасть, чтобы она лаем не перебудила весь дом. Фрида радостно стонала и повизгивала, пытаясь выдернуть морду из рук.

Пыхтя от напряжения, мы протащили собаку на кухню. Я прикрыла дверь, выпустила собачью морду и поставила чайник.

– Так как ты оказался в «Хилтоне»? – делая бутерброды, опять спросила Джона.

– Корпоративная вечеринка, – бодро соврал Мур.

– У полиции бывают корпоративные вечеринки? – страшно удивилась я.

Мур ретиво помотал головой. Так машет башкой кобылка моего сына, Люси, когда отгоняет надоедливых мух. Ясно, Джон никогда не скажет мне правды. Корпоративная вечеринка – и баста!

– Я тебя вот что еще хотела спросить. А как ты узнал, что дама завещала мне конюшни? Разве полиция имеет право вскрывать завещания?

Джон выразительно посмотрел на меня.

– Ах да, она ведь твоя бабушка… Послушай, Мур, я решила отказаться от наследства в пользу родственников. Понятия не имею, что делать со скаковой лошадью стоимостью в полмиллиона.

– Не получится. Конюшня находится под контролем Trust’a, вернее, его контрольных акций.

О-о-о, разговор опять свернул на финансы. Американцев хлебом не корми – дай порассуждать о дебитах-кредитах-профитах. Для меня же любые вариации темы бизнеса и денег хуже самой свирепой зубной боли.

– Ничего не понимаю в акциях, – с отвращением пробормотала я. – И понимать не хочу.

– Это очень просто, объясню…

– Потом, – с нажимом сказала я.

– Хорошо, потом, – неожиданно мирно согласился Мур.

– И все равно не понимаю, почему не могу отказаться от наследства в твою пользу, например?

– Двадцать восемь процентов всех акций принадлежит Trust’у, – нетерпеливо вырывая у меня тарелку с бутербродами, отозвался Джон. – Сорок два процента – тебе… М-м-м, как вкусно…

Я сделала в уме математические подсчеты.

– А оставшиеся тридцать?

Не отвечая, Мур не спеша и с видимым удовольствием поглощал бутерброды, откусывая огромные кусищи мощными белыми клыками. Я только с надрывом вздохнула: страсть американцев к жевательному аппарату достойна восхищения и подражания. Что касается меня, боюсь даже перед дантистом открыть рот – обморок доктора обеспечен.

– Не боишься, что отравлю тебя, господин комиссар? – сердито спросила Джона, отбирая пустую тарелку и ставя нарезанный яблочный пирог. – Ты на меня позавчера так рычал, как будто я – серийный убийца.

– Не боюсь, – беспечно ответил Мур. – Смотрю за тобой в оба глаза.

Ха! В оба глаза!

– Это твое настоящее имя – Бетси? – Джон пробурчал вопрос с полным ртом, запихнул огромный кусок сладкого пирога Фриде в пасть, а другой – себе в рот и теперь аппетитно пережевывал его.

Я автоматически сделала замечание:

– Не давай собаке сладости. И не разговаривай с набитым ртом.

Мур засмеялся, а я смутилась. Вот что значит дети в доме, двое мальчишек десяти и одиннадцати лет и старший неженатый брат. Незаметно превращаешься в домоправительницу Фрекен Бок и всех строишь. Даже суровых полицейских.

– Нет. Меня зовут Лиза, – неловко пробормотала я, отворачиваясь.

– А знаешь, какое имя записано у меня в свидетельстве о рождении?

Я с любопытством уставилась на Мура.

– Джованни Ральф Мургенштайн! – торжественно возвестил Джон.

Шутники были родители Джона. Джованни Ральф Мургенштайн, это же надо, сразу и не выговоришь. Я хмыкнула.

– Фамилия отцу осталась от деда-немца. Бабушка же хотела дать итальянское имя – в память о своих предках. Родители сдались, но в школу записали под фамилией Мур. И я превратился в Джона Мура.

– Ты по-итальянски понимаешь? – заинтересовалась я.

– Очень плохо, – признался Мур. – Понимать – понимаю, но когда говорят медленно, а сказать вообще связно могу только две-три фразы… Бабушка пыталась научить меня изъясняться по-итальянски, но кто в детстве слушает своих бабушек?

Это правда. Каждый раз со скандалом заставляю детей заниматься русским языком. Они находят тысячи уловок, чтобы избежать занятий, но в этом вопросе я крепка как гранит в Московском метрополитене – в старости хочу с собственными детьми разговаривать на родном языке.

– Мур, ты мне так и не ответил, кому принадлежат оставшиеся тридцать процентов акций?

– Налей водички, – перебил меня Джованни Ральф Мургенштайн и нетерпеливо сунул пустой бокал прямо мне в нос.

– Так кому?

– Что – кому?

– Кому принадлежат оставшиеся тридцать процентов?

Я начала дико злиться. Мур мастерски выспросил у меня всю интересующую его информацию, но сам виртуозно избегал ответов на мои вопросы.

– Кому?!

– Мне, – спокойно ответствовал Мур. – Не кричи.

Я застыла посреди кухни с пластиковой бутылкой коки в руках.

– Ну почему же твоя бабушка в таком случае не оставила ТЕБЕ полный контроль над конюшней и этого, как его, Ахиллеса?

– Ассуара Арахиста. Не знаю. Опасалась, наверное, – ответил Мур и ревниво потянул литровую бутыль к себе.

– Чего? Чего она опасалась?

– Не знаю! – вдруг сердито рявкнул он. – Если бы знал, не пришел бы к тебе с вопросами!

– Ты связываешь убийства с конюшнями? – помолчав, спросила я опять, заставив себя подождать, пока Мур доест сладкий пирог.

Джон допил не знаю какой по счету стакан гадкой ледяной коки и посвистал с задумчивым видом. Удивительно, как, поглощая такое количество сахарной воды, он сохранил крепкие белые зубы.

– Нет, Лиза, не связываю.

– А как погиб тот парень в гостинице? Моргулез? Или это секрет?

– Какой там секрет, – с отвращением махнул рукой Мур. – Ножевое ранение. В брюшную полость. Если бы его обнаружили раньше, может, врачи и спасли бы. Рана была глубокая, но не смертельная, он потерял сознание от боли и по-глупому истек кровью. Не похоже, что его убийство планировали.