Юрий Галинский - За землю отчую. Страница 24

Выходит, и корму там не сыщем? — разочарованно протянул кто-то из ватажников.

Поищем, так сыщем. Чай, у святых отцов должно быть припрятано в тайниках,— уверенно сказал Гордей и торопливо добавил: — Вот что, молодцы, надо идти, пока темно...

Поднимались молча, слышалось только тяжелое дыхание людей и шум осыпающейся земли. Выбравшись из оврага, ватажники оказались в глухом лесу, вплотную подступавшем к его склонам. Дальше их повел Митрошка. Уверенно раздвигая руками ветки, он некоторое время продирался напрямик через кусты и вскоре, отыскав стежку, вывел всех на дорогу, что вела в Серпухов...

Еще не начинало светать, когда лесовики, ежась от холодного ветерка, подошли к окраине города. Ни крика петуха, ни собачьего лая... Над пепелищем Серпуховского посада тяжелой глыбой нависла тишина. Гарь пожарища и смрад разлагающихся трупов подкатывались к горлу, вызывали тошноту.

Другой дороги нет, что ли? — недовольно спросил атаман у Митрошки.

Так завсего ближе, Гордей. Сей час курган обогнем и к балке, где Сернейка течет, выйдем. А там и обитель недалече. Появимся, как с крыши свалимся.

А ежели обойти?

Можно и обойти,

Так чего ж ты, костяная игла тебе!..— сердито выкрикнул вожак лесовиков — он чуть не подвернул ногу, свалившись в яму.— Давай в обход!

Тут и впрямь идти нельзя — то об мертвяка споткнешься, то о бревно. Эт, куды завел баламут...— поддержали его остальные.

Погоди, атаман,— вмешался Клепа.— Митрошка давеча сказывал — леший там в ночи меж гор гуляет.

Тьфу!.. Нечистого в ночи помянул — беды не оберешься,— закрестились ватажники.

Верно, Гордей, верно! — выкрикнул Митрошка.— Истинный крест, шабашит тама на Афанасьевской и Воскресенской горах с теми, что на метле летают,— не решаясь произнести «ведьма», уже шепотом заключил он.

Коль так, дело гиблое...— смиряясь, буркнул атаман.

Миновав наконец руины посада, ватажники обогнули

большой курган, что темной громадой возвышался справа от них. До нашествия ордынцев на его вершине располагался город, обнесенный высокой деревянной стеной со стрельницами по углам; теперь он был почти сожжен и разрушен. Внизу, в поросшем лесом глубоком овраге, едва слышно шумела Серпейка. Пройдя вдоль речки, разбойники остановились у оборонительной выемки, прорытой между курганом и Ильинской горой. Здесь, по словам Митрошки, было удобное место для переправы. Посоветовавшись, решили ждать рассвета.

Спустя немного времени на востоке, над гребнем леса, появилась узкая серая полоса. Медленно отступал перед нею ночной мрак. Меркли золотые искры звезд, побледнел, растаял рог месяца. В туманной дымке стали вырисовываться очертания двух высоких холмов, прозванных в народе Воскресенской и Афанасьевской горами. Из леса донеслась перекличка птиц. Небо быстро светлело, окрашиваясь на горизонте в лазоревый цвет...

Станица шла вдоль течения реки, пока она круто не повернула к Наре. Лес начал редеть. В просветах между зеленью дубов замелькали белые стены Высоцкого монастыря. Чем ближе подходили лесовики к отлогому холму, на котором стояла обитель, тем чаще встречались им уцелевшие избы. Верные своим привычкам, враги не раз-» рушали домов чужих богов и их слуг. Иногда попадались на глаза люди — видимо, трудними монастыря, что жили на его земле. Но, завидев вооруженных, они тут же прятались.

Обойдя почернелые от времени убогие избы и землянки Сельца, лесовики поднялись на холм.

Снаружи монастыря никого не было, но через каменную ограду, что окружала его, доносилась печальная песня. Под тихий перебор гуслей кто-то пел низким, грустным голосом:

Зачем мать сыра земля не погнется?

Зачем не расступится?

От пару, было, от конного А и месяц, солнце померкнули.

Не видать луча света белого,

А от духа ордынского

Не можна крещеным над живым быть...

Ватажники молча стояли у монастырской стены — заслушались, унеслись в воспоминания. Кто месяцы, а кто и годы не знал ничего о своих родных и близких. Но мысль

отом, что они где-то недалеко,— захочешь: за день-два, от силы за три, дойти можно,— успокаивала, согревала. А теперь/когда ордынцы смертью по Московской земле гонят, чай, и не свидишься более... У смуглого дряблолицего Рудака упал на землю зипун, что был перекинут через плечо, а он и не заметил, не нагнулся поднять. Рослый красавец Ванька-кашевар сгорбился, голубые глаза заугрюмились, повлажнели. Рыжий Клепа невидящим взором уставился в ограду. Притих даже Митрошка.

Гусляр умолк, на монастырском дворе стало шумно, многоголосо. Атаман поднял голову, скользнул пытливым взглядом по хмурым лицам станичников, широким жестом руки позвал их, зашагал ко входу в обитель. Загремело под ногами железо, которым были обиты сорванные с петель ворота. Лесовики вошли в монастырь.

При их появлении монахи и трудники, что, несмотря на ранний час, уже толпились во дворе, оцепенели. Со страхом уставились на пришельцев, на их оружие: мечи, длинные ножи, топоры, ослопы Те, кто посмекалистей, стали пятиться и разбегаться.

Атаман засопел, нахмурившись, крикнул недовольно:

Чего спужался, люд монастырский?! Чай, не бояре вы, не попы, лиха вам не сделаем!

1 Ослоп — большая длинная дубинка.

Но его громовой бас только подхлестнул монастырскую братию — она ринулась наутек.

Стой! Не беги! Не то и впрямь беда будет! — орал Гордей.-— Остановите их, молодцы! — приказал он лесовикам.

Все, кроме Федора, бросились исполнять его наказ.

Атаман смерил порубежника тяжелым взглядом, сердито буркнул:

А ты чего?

Федор, упрямо стиснув зубы, даже не пошевелился. Гордей вспыхнул, глаза его сузились; схватился за рукоятку меча, но тут же резким движением вложил его в деревянные ножны, покрытые резьбой, отвернулся... Накануне у них с Федором был трудный разговор. Гордей все еще не терял надежду, что сможет убедить его пристать к лесной ватаге. Он уже привязался к этому молчуну острожнику, угадывая в нем наряду с недюжинной силой и упорным нравом отзывчивое сердце. Иначе разве бы отпустил он его тогда на Кучковом поле?.. Гордея занимал вопрос: что побудило княжеского дружинника поступить так? Но, если спросить прямо, придется и самому рассказать

осебе, а это не входило в намерения вожака лесной ватаги. И он заговорил о другом. Посетовал на то, что среди них завелся предатель, и стал допытываться у Федора, не приходилось ли ему встречать кого-нибудь из ватажников її коломенском остроге. Тот лишь пожал плечами — атаман уже спрашивал его про это однажды. Значит, не приходилось? Жалко. Ходит он, сучий сын, тут меж нами. Который раз уже попадает ватага в засаду, сколько молодцов потеряли! Своими руками задушил бы окаянного иуду!.. Федор ничего не мог ему ответить: мало ли кто заявлялся и острог к воеводе, ко всем не приглядишься, да и ни к чему оно ему.,..