Висенте Бласко Ибаньес - В поисках Великого хана Страница 25

Девушка наклоняла голову, чтобы лучше разглядеть его. Так вот каков Великий Хан, о котором она столько слышала! Его наружность вполне соответствовала тому величавому образу, которым, как казалось ей и ее современникам, должен обладать столь могущественный монарх.

Колон изобразил Великого Хана точно таким же, каким его рисовали его предшественники, считая, что такое подражание лучше всего обеспечит сходство. Это был император, похожий на Карла Великого, с белыми кудрями, увенчанными зубчатой короной, с раздвоенной бородой, в пышном парчовом одеянии, ниспадающем до земли, с длинным скипетром в правой руке. Единственным, что указывало на его азиатское происхождение, было широкоскулое лицо с косыми глазами и улыбкой добродушной, но в то же время совсем иной, чем у людей белой расы. В знак его неограниченной власти его окружало несколько человек, чиновников или купцов, стоящих на четвереньках, касаясь головой земли.

Беатриса с возрастающим любопытством следила за созданием этого произведения, дающего целостную картину всего мира. Она испытывала потребность ежедневно наблюдать за постепенным развитием рисунков и линий. Скромная кордовская девушка вполне освоилась в гостинице Буэносвиноса с азиатскими атлантами и троглодитами и узнала благодаря сеньору Кристобалю, как велика эта Индия, о которой столько толковали ученые: она занимает более трети всего мира, и, по словам космографа, там есть пять тысяч городов и девять тысяч крупных селений.

Когда дон Кристобаль отлучался, например обедал у кого-нибудь из придворных или пытался продать какой-нибудь из печатных фолиантов, хранившихся у него в каморке, девушка, безмолвная и хмурая, сидела внизу, в столовой, часами дожидаясь возвращения иностранца.

Всю зиму сеньор Кристобаль работал в этой большой общей комнате. Так как стол, за которым ели постояльцы, был свободен от полудня до ужина, картограф мог заниматься на нем своим рисованием, греясь в то же время у очага. Теперь, когда наступили теплые дни, путешественников прибавилось, помещение было постоянно полно народу, и он был вынужден перейти работать на верхний этаж. Беатриса приходила к нему в чулан с бесстрашием девушки, привыкшей давать отпор дерзостям мужчин и уверенной в своей способности защищаться.

Да и «капитан» вел разговор очень мягко, беседовал с ней спокойно, с почти отеческим доверием, которое вполне оправдывала разница в возрасте между ними. Для него, в свою очередь, стало необходимым присутствие этой молчаливой поклонницы. В печальное одиночество одержимого искателя она вносила ту живительную силу, которая свойственна каждой женщине.

За пределами постоялого двора люди говорили с ним скучающим или недоверчивым тоном. Многие избегали встречи с ним. Он был для них тем непрошеным собеседником, который, не вовремя явившись, болтает о незначительных для них делах.

Только здесь, в этом трактире, он встречал внимание, веру, безмолвное восхищение. Бьющая ключом молодость бедной девушки как будто передавалась и ему, человеку, который растратил свои силы в чрезмерной деятельности и которого раньше времени состарили жестокие превратности беспорядочной жизни.

Порой Беатриса отводила глаза от карты, чтобы пристально посмотреть на картографа, а тот продолжал работать, словно не замечая этого, или же украдкой поглядывал на нее, боясь, что выдаст свое смятение, если встретится с ней глазами. Несомненно, девушка внимательно сравнивала его почти седые волосы и румяное лицо, морщины возле глаз и свежие, гладкие щеки. В эти минуты он, вероятно, казался ей моложе, чем в другое время. Какой-то новый блеск светился в его глазах, таких же голубых, как у нее.

Вскоре сеньор Кристобаль стал проявлять небывалую жизнерадостность. Рисуя, он вдруг начинал вполголоса напевать нежные португальские песенки или так называемые «саломы», бессвязные стишки на тарабарском наречии средиземноморских моряков, с однообразным напевом, которые поют матросы, натягивая канаты или работая на верхушке мачты.

Позабыв о Великом Хане и обо всех диковинных и чудовищных жителях Азии, он по внезапной прихоти стал дорисовывать голову святой девы в центре звезды ветров. Вскоре Беатриса увидела ее, белокурую и голубоглазую, несомненно похожую на нее. Это было весьма отдаленное сходство, которого только и мог добиться картограф, умевший рисовать лишь одни условные фигурки, обозначающие разные страны; но для девушки эта богоматерь была привлекательнее всех священных изображений, которые она видела до тех пор.

Маэстре Кристобаль как будто помолодел и с новой верой всматривался в недалекое будущее. Вот-вот состоится наконец в Кордове этот совет, которому надлежит его выслушать по приказу короля и королевы. Все теперь казалось ему легким и возможным. Ведь этим сеньорам из совета было известно, что королевская чета интересуется его проектом. Кроме того, он мог рассчитывать на поддержку «третьего правителя Испании» и сановников, наиболее близких к дону Фернандо и донье Исабеле.

Накануне первого собрания бедная девушка волновалась больше, чем он; это было видно по ее глазам под вздрагивавшими ресницами, по настойчивости, с которой сна расспрашивала его о положении и характерах всех этих сеньоров, которым предстояло выслушать его. Если бы познакомиться с ними самой, чтобы поговорить о капитане! Если бы она не была такой круглой невеждой, не способной даже понять многих слов, которыми он пользуется в своих объяснениях!

Колон, напротив, был вызывающе уверен в успехе. Он считал, что его план все равно что принят; он уже видел, как он ставит королевской чете свои условия. Он не отправится по новому пути в Азию, пока не получит звания верховного адмирала того моря, которое он исследует, пока его не назначат вице-королем стран, которые он откроет, если они не принадлежат уже Великому Хану, пока не обещают предоставить ему треть всего золота, жемчуга и пряностей, которые будут добыты в этих странах.

Возбужденный собственными мечтами, он, казалось, забыл о девушке, а она, обхватив колени руками, согнувшись и подняв к нему глаза, слушала, как он говорит торжествующим голосом, шагая по своей каморке. Потом безумцу в порыве щедрости захотелось и ее одарить хоть лоскутком той пышной мантии, которая ждала его по ту сторону океана.

Если он станет королем в стране своих грез, он вспомнит и о ней и поднимет ее на недоступную сейчас высоту. Она будет богаче всех дам, окружающих королеву, донью Исабелу; ее будут называть донья Беатриса; быть может, у нее даже будут не иноходцы, а слоны с золотыми башенками, и она с головы до ног оденется в жемчуга; меднолицые карлики понесут ее шлейф, а впереди побегут другие — с опахалами из перьев…