Альфред Мейсон - Пламя над Англией Страница 25

Глава 11. Самоотречение

Робин передал лошадь на попечение конюха, а шляпу и хлыст лакею. Его проводили в маленькую темную комнату, где за круглым столом сидел мужчина, склонившись над бумагами. Пара свечей горела в высоких канделябрах на столе между дверью и человеком, погруженным в документы. Но при виде Робина он встал, и глазам юноши представилось бледное лицо с черной бородой, которое в последние четыре года причиняло ему столько беспокойств. Морщины стали глубже, черты — более усталыми, в черных волосах и бороде поблескивали седые пряди, но по выражению дремлющей страсти Робин сразу же узнал лицо, обескуражившее его в итонском кабинете. Сейчас, однако, темные глаза смотрели приветливо, а на губах играла улыбка, которая тревожила молодого человека сильнее, чем открытая враждебность.

— Я узнал бы тебя среди тысячи других, Робин, — сказал сэр Френсис и задал самый неожиданный вопрос, какой только можно было вообразить: — Дэккум все еще при тебе?

Робин с трудом сохранял спокойствие. Что говорили об Уолсингеме? «Он даст сто очков вперед любому иезуиту, как в вежливости, так и в лицемерии». Неужели только простое дружелюбие побудило великого человека задать этот вопрос?

— Да, сэр. Он по-прежнему в Эбботс-Гэп.

— Несомненно, стареет, как и мы все. Но лучше состариться служа, чем болтая.

Уолсингем обошел вокруг стола, взял Робина за локоть и подвел его к стулу. Юноша очень устал после трудного и беспокойного дня. К тому же он еще не вполне избавился от навязчивых мыслей, вызванных совпадениями времени и места, которые казались ему дурным предзнаменованием. В пламени свечей на стенах плясали и извивались искаженные тени его и Уолсингема, и юноша спрашивал себя, не являются ли эти кошмарные фигуры истинным отображением сущности их обоих. Когда сэр Френсис подводил Робина к большому дубовому стулу, тень министра выросла до размеров, значительно больших тени юноши. Не доставало красок, чтобы представить себе картину Страшного суда на церковном окне: огромный черт с остроконечной бородой тащит беспомощного, охваченного ужасом паренька к вечному наказанию.

Уолсингем заметил смущение Робина.

— Ты нуждаешься в пище, — сказал он.

— Нет, благодарю вас, сэр, — ответил юноша.

— Тогда выпей вина. — Уолсингем позвонил в колокольчик и, глядя на бледное лицо Робина, приказал лакею: — Чарнеко.

Слуга принес графин из венецианского стекла, наполненный темно-красным вином, напоминающим портвейн, и небольшие бокалы.

— Пей, — мягко произнес он. — У меня есть для тебя новости, и чтобы их выслушать, тебе понадобятся силы.

Робин медленно пил вино. Ему нужно было время, чтобы к нему вернулась энергия, необходимая юноше, если он намерен настаивать на своем. Но он пребывал в том возрасте, когда истощение и прилив энергии разделяют всего несколько минут. Поставив бокал, Робин обернулся к Уолсингему. Министр повернул свой стул так, чтобы они сидели друг против друга, и свечи находились ровно посередине между ними, дабы никто не имел преимущества.

— У вас для меня новости, сэр Френсис?

— Да, а кроме того, я в тебе нуждаюсь. Час пробил, — серьезно произнес секретарь.

— Прошу прощения, сэр Френсис, — быстро прервал Робин, — но у вас под рукой более подходящие люди, чем я.

Уолсингем покачал головой.

— Об этом судить мне. Как я говорил тебе четыре года назад, у меня нет новостей из Испании, и я не знаю никого, кто бы мог снабдить меня ими лучше, чем ты.

Робин к этому времени начал успокаиваться. Это был старый спор, но у него теперь имелись большие основания для сопротивления, чем четыре года назад. Тогда это была только мечта, а теперь крылатые сандалии Меркурия были уже на ногах.

— У меня есть планы, сэр, которые, возможно, пойдут на пользу королевству.

Робин понимал, что эти слова, даже произнесенные почтительным тоном, отдают мальчишеской самоуверенностью. Но сэр Френсис не засмеялся и не выразил презрения.

— Я хорошо это знаю, — спокойно ответил он. — Превосходные пять кораблей… — При этом Робин вскочил, с трудом сдержав крик, и сел снова.

— «Экспедиция», пятьсот тон, сейчас стоит на рейде в Пуле — отличный корабль, Робин, и полностью готов к отплытию. «Морской цветок»и «Милость Божья»в Уэймуте, «Золотой реал»в Фалмуте и пинас «Лион»в Фое. Экипажи укомплектованы, орудия — в портах80, а порох и ядра — в складах.

В тоне министра звучали восхищение и сочувствие, однако, они остались незамеченными Робином. Но даже в противном случае они ни на унцию не уменьшили бы его разочарование. Порох и ядра! В теле этого человека их было куда больше, чем во всех арсеналах Плимута81!

— Значит, вам было известно, чем я занимаюсь? — запинаясь, произнес юноша. А ведь он был так доволен своим умением хранить тайну! Он использовал не связанных друг с другом агентов, строил корабли в разных портах, придумывал различные имена их владельцев, объясняя их сооружение мощной вспышкой торговли, посылавшей купцов в Белое море, Китай, Ливан и Индии! И все-таки Уолсингем, с головой погруженный в бумаги в Уайтхолле, умудрился глядеть через его плечо, когда он изучал чертежи, и составлял ему компанию, когда он ходил по палубам. Неудивительно, что тень на стене показывала его чудовищным бородатым демоном, тащившим беспомощного младенца. — Вы знали об этом все время!

Сэр Френсис не остался нечувствительным к благоговейному изумлению Робина.

— У меня нет новостей из Испании, но зато много хороших новостей из Англии, — сухо заметил он.

Робин стукнул кулаком по подлокотнику стула.

— Я вложил все свое состояние в эти корабли, — в отчаянии воскликнул он, — мечтая только об одном!

— Корабли, несомненно, понадобятся ее величеству. Она уже нуждается в них. Пять отличных военных кораблей, Робин. Хокинс договорится с тобой и ты не пострадаешь.

— Не пострадаю? — крикнул Робин, вскакивая: — В смысле денег? Но они значат для меня меньше всего! Вам известно о моих кораблях, сэр Френсис. А для чего они построены, вам тоже известно?

Сэр Френсис хорошо разбирался в тогдашних авантюрах. От больших компаний в лондонском Сити до сквайров Западной Англии — все были озабочены одним: напасть на какое-нибудь испанское поселение, ограбить в океане испанский флот и вернуться на корабле, набитом монастырскими сокровищами и золотыми слитками. Однако, в Уолсингеме было чересчур много от пуританина, чтобы высоко оценивать подобные предприятия с точки зрения морали. Конечно, он не возражал, чтобы Англия обогащалась за счет Филиппа Испанского, но бывали времена, когда королевству приходилось останавливать искателей приключений. И сейчас наступило одно из них.