Григорий Кроних - Конец банды Бурнаша Страница 25

— Вам следовало обратиться в полицию с заявлением, а не вламываться в номер. Кстати, эти люди тоже утверждают, что мальчишка сначала принес им на блюде горящую толовую шашку.

— Она взорвалась? — невинно спросил Валерка.

— Пока нет, — задумавшись, брякнул капрал. — То есть постойте, не хотите же вы сказать?..

— Раз не было взрыва, то, наверное, и шашки не было, логично? — спросил Мещеряков.

— Логично… Что вы меня путаете? — возмутился страж порядка. — Вы понимаете, что за хулиганство в гостинице на вас могут подать в суд русские постояльцы?

— Они не подадут, — уверенно сказал Валера.

— А с управляющим гостиницы мы договоримся, — сказал вдруг молчун Густав. — Она ведь принадлежит фирме «Бруно и сын», как и половина нашего поселка?

— Кажется, да, — согласился полицейский. — К чему вы клоните?

— Герр офицер, поселок и все его жители живут и имеют работу благодаря угольной компании, так?

— Да.

— А вот эти русские платят за свою стажировку у Бруно золотом. Неужели вы хотите, чтобы разгорелся международный скандал, герр офицер? Эти русские инженеры уедут на родину, а мы с вами потеряем работу. — Густав чуть передохнул от такой длинной речи. — Спор о том, кто прав, решить с помощью фактов нельзя, все свидетели — заинтересованные лица. Поэтому выбор прост: или международный скандал с непредсказуемыми последствиями, или белоэмигранты получат срок за хулиганство, который большая часть из них проведет на больничных койках.

— Можете им даже не сообщать о наказании, — сказала Юля, — они и не узнают!

— Хорошо, а кто договорится с владельцем бильярдного зала? — в отчаянии спросил капрал.

Друзья переглянулись и дружно пожали плечами.

— Может быть, — капитан Овечкин? — предположил Валерка. — Ведь это была его идея — немного поиграть…

24

Яшка бегом кинулся искать ближайший телефон. В частных домах вроде сапрыкинского их не могло быть, а ближайшие каменные здания находились на соседней улице. Цыганков нашел здание райкомхоза и оттуда позвонил Ларионову.

— Понятно, — сказал Даниил, выслушав доклад цыгана. — Заканчивайте обыск и везите обоих задержанных ко мне.

— Дань, нужно на границу скорей сообщить!

— Я знаю.

— Скорее, Данька!

— Центральная три дня не работает, а наш аппарат позавчера шальной пулей разбило. Ребята чинят.

— Может, я до ближайшей станции рысью, а?

— Яшка, гонца я пошлю, а вы с Ксанкой сюда возвращайтесь.

— Есть, командир.

Цыганков понимал, почему Даниил так спокойно говорит. Если Бурнаш действительно отправился на ближайший пограничный пункт, то он в дороге уже больше суток, и они опоздали. Но смириться с этим Яков не мог и готов был прямо сейчас скакать в погоню. Только твердый приказ командира заставил его вернуться в дом Сапрыкина. Оксана уже приняла команду на себя, и обыск заканчивался. Кроме револьвера на чердаке нашелся еще обрез и коробка с винтовочными и револьверными патронами.

— Посмотри-ка, — Ксанка показала Яшке на маленький столик в углу комнаты. На нем были карандаш, блокнот и тарелка с горсткой свежего пепла.

Боцман поглядел в ту же сторону и равнодушно отвернулся. Не такой он дурак, чтобы оставлять улики. Расшифровав письмо Кудасова, он сжег и его, и листок с расшифровкой. Ни за что он не признается, что был агентом. Сбил его цыганенок очной ставкой, но теперь Боцман передумал. А Илюхе, если что, плюнет в глаза и скажет, что первый раз видит.

Ксанка взяла со столика тарелку, карандаш, блокнот и прибавила к уликам.

— Закончили? — спросил Яков.

— Да, — сказала Оксана. — Только как мы это доставим?

— На его телеге и отвезем, — кивнул Цыганков в сторону Сапрыкина. — Все равно лошадь бросать негоже.

В дороге чекисты следили, чтобы арестованный с мальчишкой не разговаривали, а в коридоре ЧК усадили их на разные скамьи.

Насти не было, а Данька уже сидел за столом, только необычная бледность выдавала его ранение. Яша и сестра подробно пересказали ему историю ареста и обыска Сапрыкина.

— А что с телеграфом?

— Чинят, — сказал командир, — Остапенко я на станцию послал, пока не возвращался… Давайте Сапрыкина сюда.

— Доброго здоровьичка, гражданин начальник, — сказал с порога Николай Иванович.

— Проходите, садитесь.

Боцман сел на приготовленный стул боком и глядел в сторону. Данька остался за столом, а остальные Мстители устроились у стенки.

— Ваше имя?

— Сапрыкин Николай Иванович, вон ведь пачпорт мой перед вами.

— Давно связным работаете у Бурнаша?

— Я радиотехником работаю. А с атаманом делов не имею. Попросили меня записочку передать — я и сделал.

— Сколько раз?

— Один.

— Глупо, Николай Иванович.

— Сам знаю, да на деньги соблазнился.

— И много дали?

— Пять червонцев.

— Глупо думать, что мы поверим в такой рассказ.

— Ей-богу, один раз нечистый попутал, а что в записке было, я вашему, вот ему, как есть рассказал.

— А если Косого позвать?

— Да зовите кого хотите: что косой, что рябой — мне все едино.

— Оружия зачем столько хранили?

— Обрез для самообороны приберег, мало ли бандитов гуляет, а револьвер я нашел и сдать хотел. Да я вот ему уже все рассказал, подтверди, служивый.

— На вот в этой тарелке что жгли?

— Бумажку.

— От господина полковника?

— Дак чины-то отменили, нет больше полковников.

Даниил взял сапрыкинский карандаш и попробовал им писать. На твердый грифель приходилось сильно давить.

— А знаете, Николай Иванович, вы правильно делаете, что Илюхи Косого не боитесь.

— Это как? — бросил на командира быстрый взгляд Боцман.

— Он вам больше не опасен, потому что погиб третьего дня, пытаясь взорвать меня гранатой.

— Данька! — вскочил с места Яшка.

Ксанка дернула его за рукав обратно.

— Кого же мне бояться? Мальчишку, что ли? Больше свидетелей нету, — нотка торжества мелькнула в голосе Боцмана.

— Есть, — совершенно серьезно сказал Ларионов и твердо поглядел на Сапрыкина. — У нас есть письменные показания свидетеля, которым даже вы не можете не верить.

— Опять врете, — отмахнулся Боцман, — то Эйдорф у вас жив, то Косой… Может, скажете, что Бурнаша поймали?

— Пока нет.

— Тогда кого же?

Данька отложил твердый карандаш и взял свой — помягче. Ларионов приложил его задней плоской стороной и стал молча водить карандашом по блокноту Сапрыкина. На листке стали проявляться отдельные буквы, затем целые слова.