Сергей Городников - Тень Тибета Страница 25

– Плохо, – расстроился коротышка. – Нельзя в первый раз так много курить неизвестно что. Я тебя научу курить опий. Не сейчас. Сейчас мне некогда.

Он очень быстро для его полноты поднялся, засеменил со двора, сопровождаемый собакой, которая высунула язык и пыталась вилять хвостом.

– Чем-то опять увлёкся, – заметил ему вслед Одноногий.

Проводив коротышку, собака тявкнула, словно напомнив ему прикрыть створку ворот снаружи.

– Кто меня привёз?

Вопрос приёмного сына не удивил Одноногого.

– Никто не видел. Мы легли спать, когда стук в ворота поднял собак. Ты был один, заваливался в седле к шее лошади. Мы решили, ты выполнял какое-то поручение и по возвращении накурился опия. – Он помедлил, потом всё же сказал. – В бреду ты часто упоминал индийский храм и Джучу.

– Уеду в горы, – внезапно сказал Удача. – Хочу побыть один.

Одноногий прервал работу. Хотел возразить, но ничего не сказал, одного за другим медленно подобрал божков и грустно сунул в карман кожаного передника.

Пальцы напряглись, побелели. От их усилия от скалы с треском оторвался осколок с искрящимися синими прожилками. Они сверкали в красных лучах вечернего солнца, переливались при поворотах куска, напоминая глаза девушки. Он отложил осколок и опять осмотрелся в знакомых местах, не узнавая их. Цвета окружающего мира являли себя сочнее, глубже, пронзительнее, изумляя и зачаровывая.

– Дэви, – будто она была неподалёку, тихо произнёс он, стоя у выступа крутого склона горы.

Неутолимая потребность двигаться, перемещаться в горах подгоняла, не давала покоя. Он шёл вверх против течения речушки, и она тоже была иной, вспыхивала внутренними переливами своего настроения, от легкомысленной голубой игривости до густо-лиловой сдержанности, по-женски непостоянная и таинственная. Журчанием она пробуждала воспоминания о грудном смехе виденной в храме девушки.

– Дэви.

Он выговорил это имя с нарастающим волнением. Задрал голову, высматривая пещеру, в которой жил недавно. Вокруг сосен набрал веток сушняка и поднялся вверх. Он давно не ел, но не испытывал потребности вспоминать о пище. Пока разжигал костёр, подступил вечер. Потом начало темнеть. Пляска языков пламени на ветках оживляла окружающее место, пробуждала чувства, какие он испытывал при виде танца баядер. Ему послышался шорох в глубине пещеры, он оглянулся, и почудилось, за головами барсов кто-то притаился и ждёт.

– Дэви! – негромко и неуверенно позвал он.

Поднявшись, он прошёл туда, мучительно переживая предстоящее разочарование. Переворошил шкуры, но никого, никого за ними не было. Порывисто выйдя из пещеры, он схватил ветку, ею разом сбросил костёр за край обрыва и с невыносимым беспокойством стал быстро спускаться по выступам. Горящие головёшки, сноп углей звёздной россыпью неспешно и плавно опускались по воздуху, падали в речушку, в её загадочный шепот, сближаясь со своими отражениями, чтобы с шипением исчезать при столкновении с ними.

Луна посеребрила склоны и растения, а он без устали бродил и бродил, не задумываясь, куда идёт и зачем, начиная в горячем возбуждении бредить видениями. Он вышел на звонкий плеск водопада и остановился, замер, поражённый увиденным. Пронизанное серебряным разливом сияния круглого месяца многоструйное падение воды сверкающими нитями распускалось сверху, трепетало как шёлковое покрывало. Что-то чудное мнилось в волнении воздуха, в плескании водных лепестков и брызг, и вдруг за полотном водопада будто промелькнула гибкая девушка.

– Дэви!! – отчаянно, всей грудью закричал он и бросился в озерце, неистово поплыл туда, к сверкающей пене.

Как безумный он бросался от места к месту под оглушительно гудящим водопадом, потом побежал от него прочь. Не чувствуя боли от царапин и ссадин, терзаемый горем и неистовой вспышкой страсти он бежал, как олень в поисках самки, пока не свалился от изнеможения.

С рассветом он сидел под деревом, у края расщелины и неотрывно смотрел в появление овала отдохнувшего за ночь светила. Безлюдная степь протянулась между горами, и он показался себе её дозорным стражем. Глаза подёрнуло влажной пеленой слёз, он судорожно вздохнул от невыносимой полноты ощущений духовной связи с окружающим миром.

– Дэви, – одними губами проговорил он её имя. – Я должен найти тебя.

4. Сражение с манчжурами

Неприглядные листья низких степных кустарников поникли под зноем середины лета. Распалённая скачкой лошадь растревожила ногами их чахлые заросли, и Джуча осадил её за ними. Вороная кобыла хрипела, закидывая голову, прокружилась на месте, когда всадник натянул поводья. Джуча резко повернулся в седле в одну, в другую сторону. Со степным прищуром раскосых глаз бегло высматривая добычу, он был похож на хищника на охоте. Увидев на пожухлой бурой траве каплю крови, вдруг радостно взвизгнул. Стегнул круп лошади, и она скакнула, помчалась, куда он её направил.

Большой самец антилопы оранго пошатывался при каждом шаге. Он споткнулся о сгнившую ветку и рухнул мозолистыми коленями на жёсткую щетину лесостепного разнотравья. Из шеи самца торчала стрела. Животное собралось с остатками сил, попыталось опять привстать и упало на бок. Оно задёргалось, всем существом желая бежать прочь от приближающегося конского топота. Издали увидав беспомощность самца, Джуча распрямился в седле и, когда подъехал, остановил лошадь напротив. Он соскочил на землю, опустился на колено, из ножен неспешно вынул длинный охотничий нож. Чёрные глаза его сияли возбуждением, на губах блуждала улыбка. Самец дико косил на него большой глаз, забил ногами, и Джуча полоснул его по брюху, сунул руку внутрь, пальцами и ладонью сжал сердце. Самец последний раз трепетно дёрнулся и притих. Туша его стала обмякать, расслабляться.

Джуча был так увлечён удачным завершением охоты, что услышал приближение всадника, когда тот был шагах в пятнадцати за его спиной. Он обернулся, и улыбка исчезла с его лица, будто её сорвало порывом ветра. Вынув из брюха животного по локоть измазанную кровью руку, он медленно отёр её о шкуру антилопы.

– Я задам единственный вопрос. И тебе лучше на него ответить, – с коня, сверху вниз холодно сказал Удача, недвусмысленно удерживая правую руку на рукояти короткого меча в ножнах. – Куда ты меня возил?

Они были одни на всём пространстве, которое только охватывали глаза обоих. Джуча вскользь бросил взгляд на свою лошадь. Она навострила уши, тревожилась, словно знала об их непримиримой вражде. Оставив вопрос без ответа, Джуча невозмутимо, как если бы никого не было рядом, принялся вытаскивать стрелу из шеи мёртвого самца и тихо присвистнул. Удача не мог напасть на противника со спины и не мог помешать умной кобыле шагнуть на свист к хозяину. Вдруг Джуча кинулся под её брюхо, оказался укрытым ею и вмиг запрыгнул в седло. Его правая ладонь тут же легла на рукоять прикреплённого к седлу меча.