Александр Дюма - Капитан Ришар Страница 25

— Задет!

Бертье, не отходивший от императора ни на шаг и пытавшийся, насколько это было возможно, обезопасить его, бросился к нему, бледнея.

— Я же вам говорил, сир! — вскричал он. — Это дополнение к Абенсбергу.

— Да, — сказал Наполеон, — только в Абенсберге он прицелился слишком высоко, а в Регенсбурге — слишком низко!

Тринадцатого мая Наполеон вступил в Вену, и тамбурмажор 1-го гвардейского полка, крутя ус и глядя на дворец императора Франца, сказал: «Так вот какой этот старинный австрийский дом, о котором император нам столько рассказывал».

VIII

СТУДЕНТ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ

Во вторник, 11 октября 1809 года, то есть пять месяцев спустя, день в день, после второго взятия Вены французской армией, офицер лет сорока в форме австрийского генерала, в сопровождении двух адъютантов и слуги с запасной лошадью в поводу, следовал по дороге из Альтенбурга в Вену.

Его открытое лицо, ясный взгляд свидетельствовали, согласно френологической теории Галля, о том, что среди достоинств его характера (или изъянов, смотря по тому, какой точки зрения придерживаться — дипломатической или моральной) хитрость занимала лишь незначительное место; но вместе с тем на лице его лежала тень какой-то угрюмости, что, по-видимому, была отражением его мыслей.

Поэтому, не желая тревожить раздумье генерала, оба адъютанта, обменявшись взглядами, немного отстали. Теперь, вместо того чтобы сопровождать его слева и справа, они следовали за главной фигурой этой маленькой кавалькады, беззаботно беседуя. Сзади почти на таком же расстоянии ехал слуга, держа в поводу запасную лошадь.

Было примерно четыре часа вечера, и скоро должно было стемнеть.

Заметив издали приближающихся всадников, какой-то молодой человек, вероятно отдыхавший на обочине дороги, поднялся, пересек ров и подошел к тому месту, где должен был проехать генерал и его свита.

Он был среднего роста; светлые волосы падали ему на плечи; его прекрасные голубые глаза выглядели печально из-за постоянно нахмуренных бровей, а едва пробивающиеся светлые усы были девственно-мягкими, как первый пушок.

На нем была фуражка с тремя дубовыми листьями, короткий сюртук, серые, плотно облегающие панталоны, мягкие до колен сапоги — все это составляло если не форму, то, по крайней мере, обычный костюм немецкого студента.

Движение, которое он только что сделал при виде кавалькады, казалось, говорило о том, что он хотел попросить у того, кто показался ему начальником, о какой-то милости или хотя бы о чем-то узнать у него.

И в самом деле, бросив быстрый взгляд на генерала, ехавшего во главе кавалькады, он сказал:

— Господин граф, не будет ли его превосходительство так добры сказать мне, далеко ли еще до Вены?

Генерал был так погружен в свои мысли, что, даже услышав голос, не сразу понял смысла слов.

Он доброжелательно поглядел на молодого человека, повторившего свой вопрос.

— Три льё, мой молодой друг, — ответил генерал.

— Господин граф, — продолжал молодой человек твердым голосом, как будто он просил о чем-то незначительном и даже не допускал и мысли об отказе, — я проделал очень длинный путь, очень устал и должен быть в Вене сегодня вечером, не разрешите ли вы мне сесть на лошадь, которую ваш слуга ведет в поводу?

Генерал посмотрел на молодого человека внимательнее, чем в первый раз, и, разглядев в нем все признаки изысканного воспитания, сказал:

— Охотно, сударь.

Затем, повернувшись к слуге, он произнес:

— Иоганн, дайте лошадь… Ваше имя, сударь?

— …усталому путнику, господин граф, — ответил молодой человек.

— Усталому путнику, — повторил генерал с улыбкой, показывающей, что он уважает инкогнито молодого человека, пожелавшего остаться неизвестным.

Иоганн повиновался, и молодой человек под полунасмешливыми взглядами обоих адъютантов сел на лошадь с ловкостью, доказывающей, что он был знаком если не с искусством, то, во всяком случае, с основными принципами верховой езды.

А потом, словно считая, что его место не рядом со слугой, он пустил свою лошадь в аллюр и таким образом оказался в одном ряду с адъютантами.

Генерал не упустил из виду ни одной подробности из действий молодого человека.

— Господин студент, — обратился он к нему после некоторого молчания.

— Да, господин граф? — отозвался молодой человек.

— Ваше желание сохранить инкогнито до такой степени сильно, что вы не желаете ехать рядом со мной?

— Совсем не то, — сказал молодой человек, — прежде всего я не имею никакого права на эту вольность, и потом, позволив себе это, я боюсь отвлечь ваше превосходительство от тяжелых раздумий, которыми вы несомненно должны быть поглощены.

Офицер посмотрел на молодого человека с большим любопытством, чем до этого.

— Послушайте, сударь, — сказал он. — Вы меня называете «господин граф», значит, вы знаете мое имя?

— Я полагаю, — сказал студент, — что имею честь ехать бок о бок с господином генералом графом фон Бубна.

Генерал кивнул в знак того, что молодой человек не ошибся.

— Вы говорили о тяжких раздумьях, в которые я погружен, значит, вы знаете, с какой целью я еду в Вену?

— Ваше превосходительство едет в Вену, чтобы вести непосредственные переговоры о мире с императором французов, не так ли?

— Простите, дорогой мой, — произнес граф фон Бубна, смеясь, — вы могли оценить мою сдержанность, когда речь шла об инкогнито, которое вы желаете сохранить, но, согласитесь, что мы не в равном положении, учитывая, что я не знаю ни кто вы, ни что будете делать в Вене, в то время как вам известно не только о том, кто я такой, но даже о моей миссии.

— Если уж говорить о том, чтобы быть с вами на равных, господин граф, вашему превосходительству достаточно посмотреть на мой костюм и вспомнить о милости, которой я у вас только что попросил, чтобы убедиться: мое положение намного скромнее вашего.

— Но, тем не менее, — настаивал граф фон Бубна, — вы ведь меня знаете? Вы, вероятно, знаете и то, что я буду делать в Вене?

— Знаю ваше превосходительство потому, что видел вас в самой гуще огня, где я сам был в качестве добровольца: сначала в Абенсберге, потом в Регенсбурге. Мне известно, что ваше превосходительство будет делать в Вене, потому что я иду из Альтенбурга, где происходят совещания между австрийскими и французскими уполномоченными, а к тому же прошел слух, что император Франц, устав от бесплодных переговоров, которые вели господа фон Меттерних и фон Нугент, вызвал вас в замок Дотис, где он живет после битвы под Ваграмом, чтобы передать вам неограниченные полномочия.