Дарья Плещеева - Булатный перстень Страница 25

Почему-то утрата усовского подарка встревожила капитана. Михайлов снова обулся и выбрался на дек. Свежий утренний ветер и солнце немного взбодрили его.

Экипаж уже занимался делом. Матросы возводили козлы у бизань-мачты, рядом стояли две большие фляги с водой, Михайлов попросил одну и сделал несколько глотков, почувствовал облегчение.

Хомутов, сопровождаемый судовым лекарем Стеллинским, шел навстречу.

— Господин капитал, прикажите спустить с боканцов мою четверку, — обратился к нему Михайлов. — Мне надобно на берег.

— Это хорошо, — сказал Хомутов. — Я как раз собирался послать Колокольцева, я жду писем. И надобно взять в адмиралтействе комплект сигнальных флагов, о чем я договорился. Не понимаю — едят их у нас, что ли, водку ими закусывают? Проверяли, так доброй дюжины недостало. Берите шлюпку.

— Благодарю.

— Затем — разжиться новой сигнальной книгой, старая истрепана до дыр!

— Есть разжиться.

— И вот что… — Хомутов оглянулся по сторонам, нет ли поблизости чьего либо любопытного уха. — Господин адмирал предупреждал о секретном своде сигналов. Коли тебе дадут для меня запечатанный пакет, сделай милость, не домогайся, что внутри. И никому ни слова. Лишь ты да я будем знать.

— Есть не домогаться.

Четверо гребцов ударили в весла, шлюпка понеслась с волны на волну. Михайлов стоял на носу, скрестив руки на груди и не шатаясь, словно под ним была каменная плита.

У всех пирсов было полно суденышек, суета была страшная, насилу нашли, где причалить.

— Стой, Михайлов, стой! — загремел знакомый голос.

Новиков, размахивая руками, догонял приятеля бегом, за ним поспешал Усов.

— Вы что тут делаете, зачем пожаловали? — спросил Михайлов после обычного костоломного объятия.

— За ворами гоняемся, — объяснил Новиков. — Мы ведь, как ты присоветовал, с утра пошли обходить все кузни. И ходили, и ходили! Измаялись! Я, поди, полпуда сала потерял, пока напали на след.

Михайлов с подозрением посмотрел на идеально круглую физиономию Новикова. Ничего с ней не сделалось, да и брюшко было на месте, и бока — равным образом.

— След ведет в Кронштадт. Охтенский кузнец по моим сказкам булат опознал, — сказал Усов. — И лук булатный опознал, вот только ножа и сабли не видел, их воры в кузню не потащили. Приметы воров дал. Он у них взял за гривенник и хлебцы, и лук. Потом приехал к нему какой-то человек из Кронштадта, сказывал — кум присоветовал, сейчас, мол, корабли снастят, сколько железа ни вези, все мало. И увез мой булат! Вот, ходим, ищем, найти не можем…

— И у меня пропажа. Перстень твой как корова языком слизнула, — пожаловался Михайлов. — Может статься, в трактире под столом лежит. Пойду, разузнаю. А коли нет…

Ему очень не хотелось думать, что безделица украдена. Это означало, что вор — кто-то из своих.

— Как же ты мог столь редкую вещицу потерять? — удивился Новиков.

— А не стянул ли ее тот злодей, что меня обокрал? — вдруг предположил Усов.

— Я полагаю, во всей столице не найти человека, который поймет, что твой булат — не привозной, а твоего же литья, — возразил Михайлов. — Но коли кто-то шел за тобой по следу от самой Тулы…

— Да как же этот подлец додумался тебя выследить? Это ведь значит, что той ночью он был возле вас и подслушивал! — воскликнул Новиков. — Вот ведь интрига!

— Интрига, — согласился Михайлов, — в коей я пока не вижу смысла… Вот что. Я сейчас пойду сперва в трактир, потом в адмиралтейство, а вы ищите того кузнеца, хотя я очень сомневаюсь, — его скорее всего на какое-нибудь судно утащили. В адмиралтействе я не менее двух часов пробуду, там теперь суматоха. Встретимся в трактире у Синего моста. Ох, как меня там вчера напоили… Башка отродясь так не трещала…

— Тебя — и напоили? — не поверил Новиков. — Тебя? Ты себя ни с кем не спутал?

— Меня. До полного беспамятства. Проснулся уже в своей каюте. Кто меня туда приволок — и того не ведаю. Дожил!

— Ежели б мне сказали, что ты залез без штанов на клотик и скачешь там на одной ноге, я бы охотнее поверил.

— Ты, крестненький, когда перепьешь, как наутро себя чувствуешь? — спросил Усов. — Не может быть, чтобы ни разу в жизни не перепил. Вот у нас кузнец дед Михей божится, что наутро от глотки до кишок — раскаленная железная труба вроде ружейного ствола.

— В глотке — пустыня Сахара, — стал припоминать Михайлов, — и гадко, словно там эскадрон ночевал…

— А сейчас?

Тут только Михайлов сообразил, что жажда была очень умеренной, а ощущение гадости почти отсутствовало.

— Очень странное похмелье, — признался он. — Да и вообще вся эта история с булатом какая-то странная. Послушай-ка, крестник, ты мне всю правду сказал? Ничего не утаил?

— Всю! — и Усов перекрестился.

— Бумага нужна! — вдруг сказал Новиков. — Такая досада — не взял с собой ни бумаги, ни карандаша.

— На что тебе?

— Нарисовать перстень, чтобы показывать.

— Верно! Я вам из адмиралтейства вынесу. Хотя погоди. Может, перстень в трактире лежит, меня дожидается.

Но в трактире его не оказалось. Убедившись, что подарок действительно сгинул загадочным образом, приятели временно разбежались: Михайлов пошел в адмиралтейство, Новиков с Усовым — от кузнеца к кузнецу. Встретились в обеденную пору.

— Кажется, жареного быка бы с косточками съел, — признался Михайлов. — Я ведь позавтракать забыл.

— И я, — сказал Новиков. — Однако странно, что ты, выпив невесть сколько вина и водки, с утра скачешь, как молодой козел, а не лежишь в койке, призывая попа для последней исповеди.

— Сам удивляюсь. Вот бумага с карандашом.

— А не подсыпали ль тебе какой дряни в стакан, крестненький? — прямо спросил Усов. — У нас мастера Лялина так подпоить пробовали, чтобы секрет выведать. Насилу выходили.

— Нет. Этого быть не могло, — твердо отвечал Михайлов. — За столом были только свои. Это… это невозможно!.. — Он никого и ни в чем не желал подозревать — это было как-то непристойно. Тем более — своего брата, моряка.

— Погоди вопить. Когда вы уже были совсем веселые, в трактир мог войти посторонний человек, которому приглянулся твой перстень, — подсказал лазейку Новиков, уже набрасывая очертания перстня. — Но хотел бы я знать, кто и зачем собирает по столице доморощенный булат, не брезгуя даже крошечным кусочком? Дело запутанное. Воры, обокравшие Усова, цены булату не ведали — иначе не скинули бы добычу охтенскому кузнецу. А вот тот, что к кузнецу явился, цену ему знал. Так я понимаю. Но как он догадался, что воры потащились на Охту, — этого я пока взять в толк не могу.