Андрей Степаненко - Великий мертвый Страница 26

Кортес, как старший «в роду кастилан» с улыбкой подошел к восьми юным — и не слишком, — прелестницам, взял за руку самую красивую и развернулся к приосанившимся капитанам. Те замерли: как пройдет «свадьба», никто толком не знал, а святые отцы на все расспросы раздраженно отсылали к Кортесу.

— Карреро! — громко произнес Кортес, и погруженный в себя, стоящий последним по счету бывший друг вздрогнул и поднял недоумевающий взгляд.

— Алонсо Эрнандес Пуэрто Карреро! — повторил Кортес. — Тебе вручаю сию дщерь сарацинскую, поручая заботу о ней, пропитание и сохранение, а также всемерное научение слову Божьему.

Карреро, все еще не веря в происходящее, растерянно огляделся по сторонам.

— Ну, же, Алонсо! — широко улыбнулся Кортес, — прими эту руку!

Карреро густо покраснел и под одобрительные возгласы капитанов двинулся вперед — к самой красивой изо всех невест.

А спустя трое суток, едва праздник пошел на убыль, Кортес нежно потрепал по щечке свою очередную и на редкость безобразную «жену», оделся и чуть ли не силой собрал еще не вполне трезвых капитанов.

— Нас ждет большая война, — морщась от запаха перебродившей агавы, прямо сообщил он.

— И что? — громко, со вкусом рыгнул Альварадо.

— Нам понадобится помощь. Серьезная помощь.

Капитаны замерли. Такое они слышали от Кортеса впервые.

— Чья? — оторопело хохотнул умненький Гонсало де Сандоваль. — Может, Веласкеса?

— Точно, — кивнул Кортес. — Мы можем запросить помощи только у Диего Веласкеса де Куэльяра, губернатора Кубы. Для всех остальных мы — пираты.

Капитаны обомлели.

— Ты ж теперь — его смертельный враг! — мстительно напомнил Ордас.

Кортес улыбнулся. Его отношения с Веласкесом не укладывались в прокрустово ложе простых истин, вот только объяснять это капитанам он не собирался.

— Возможно, я Веласкесу и враг, — соглашаясь, кивнул Кортес. — Но флот куплен за его деньги, да, и солдаты наняты… Ему есть смысл… поучаствовать. Не пропадать же добру?

Капитаны смешливо переглянулись. Такой наглости не ожидал никто — даже от Кортеса.

— И вообще, пора отдавать долги, — напомнил Кортес, — и подносить подарки всем, от кого зависит наша судьба.

Капитаны задумались. Вот эта мысль была толковой.

— Не-е… золото так сразу отдавать нельзя, — с сомнением качнул огненной головой Альварадо, — налетят еще… самим ничего не останется.

— Рабы, — пожал плечами Кортес. — Тут неподалеку городок есть — Тисапансинго. Ни с кем пока не в союзе… удобный, в общем, городок. Однако тотонаки сказали, у них идут переговоры с Мотекусомой.

— И что? — насторожился Ордас.

— Надо напасть раньше, — пояснил Кортес. — Пока они и в Союз не вошли.

Едва Какама-цин кончил рассказывать о встрече с Кортесом, вожди гневно, перебивая один другого, зашумели, а потом как-то внезапно стихли и обратили взоры к Мотекусоме.

— А ты почему молчишь, Тлатоани?

— Думаю, сколько гарнизонов посылать, — отозвался Мотекусома.

Вожди удовлетворенно переглянулись. Тлатоани снова стал похож на себя самого прежнего — умный, решительный и не врет.

— Давай отправим туда всех, — решительно рубанул воздух ладонью Какама-цин.

Мотекусома и Повелитель дротиков быстро переглянулись.

— И оголим наши северные рубежи? — издевательски усмехнулся Повелитель дротиков. — Ты этого хочешь, Какама-цин?

Молодой вождь на секунду смутился, но только на секунду.

— Кроме того, — напомнил Мотекусома, — воинов надо кормить, а наших зернохранилищ в тех краях нет. Семпоала отложилась, а с Тисапансинго мы пока не договорились.

— Так ты будешь воевать с ними или нет? — как-то уж очень непочтительно спросил Какама-цин.

Мотекусома заглянул ему в глаза, и племянник — впервые — их не отвел.

— Буду, — кивнул Мотекусома. — Я предлагаю направить восемь тысяч воинов… хотя главное — вовсе не в их числе.

Вожди переглянулись.

— А в чем?

— Главное, застать кастилан врасплох, — медленно проговорил Мотекусома, — а для этого нужны две вещи.

Вожди превратились в слух.

— Договориться с Тисапансинго о тайном размещении наших гарнизонов — на любых условиях… — Мотекусома обвел членов совета внимательным взглядом. — Понимаете? На любых.

Когда падре Хуана Диаса известили о походе в Тисапансинго, он крестил «военных жен» сеньоров капитанов, с удовольствием отмечая, что, по крайней мере, воды недоумевающие сарацинки не боятся. Местные женщины вообще обожали мыться, как ядовито отметил брат Бартоломе, «словно горностаи». Однако, мужчин эти дикарки, что удивительно, стеснялись, и падре Хуан Диас все чаще подумывал, что привить им католические принципы большого труда не составит.

— Ну, так вы идете, святой отец, или нет? — нетерпеливо топтался на берегу посланец от Кортеса.

— Иду-иду…

Падре Хуан Диас одну за другой отправил окрещенных женщин в руки брата Бартоломе — для проповеди, а сам отправился надевать хлопчатый панцирь; после боя в Сентле он к безопасности бренного тела относился вдумчиво.

Пожалуй, будь его воля, он бы в Тисапансинго не ходил, но падре Диас до сих пор не держал в руках местных священных текстов, а именно они более всего интересовали Ватикан.

Нет, Хуан Диас искал, — постоянно, — но до сих пор встречал в здешних городках лишь сложенные гармошкой бухгалтерские счета со столбиками примитивных, в виде точек и полосок, цифр. И лишь в Семпоале жрецы показали ему свое Священное Писание, однако, из-за ссоры по поводу смены богов невестами все рухнуло. Даже копию не разрешили снять.

«Кортес прав, — печально признал Хуан Диас и пристроился в хвост колонны конкистадоров, — в делах веры мавров силой не убедишь… надо бы мне сдерживаться».

К Тисапансинго они подошли на третий день. Встали неподалеку от города и, стремительно соорудив неподалеку от дороги виселицу на тринадцать персон — точно по числу святых апостолов и Христа, — под руководством лекаря Хуана Каталонца выловили на полях тринадцать сарацинских баб.

Только что пропалывавшие поля с подросшим маисом сарацинки вступили в пререкания, затем попытались орать, но Каталонец это решительно пресек и, после коллективной — всем отрядом и шепотом — молитвы баб вздернули — на счастье.

— Инквизиции на него нет, — хмуро пробормотал брат Бартоломе.

— Кто-кто, а уж ты помолчал бы, — обрезал его падре Диас; он прекрасно слышал, что и монах в совместной мольбе участие принял.

Понятно, что святым отцам все это не слишком нравилось, но ни разрушать солдатскую традицию, ни, тем более, связываться с Каталонцем, ни тот, ни другой не рисковал.