Владимир Евгеньев - Огни святого Эльма Страница 26

Соня потеряла сознание. Сколько прошло времени, она не помнила. Иногда к ней ненадолго возвращались какие-то ощущения: она слышала, как кто-то спорил рядом с ней. Затем Соню несли на руках. Все шаталось, тряслось, ревел шторм, везде были брызги холодной воды. Потом снова провал. Наконец, София почувствовала, что находится в каком-то помещении. И ясно услышала голос Данилы: «Соня, Соня, очнись!»

И снова ничего, темнота.

Опять-таки сколько времени прошло неизвестно. Потом Соня начала приходить в себя от того, что кто-то поднес ей к носу какое-то ужасно пахучее вещество. Ей ударило в ноздри что-то острое, она чихнула, затрясла головой и сразу почувствовала, что ее одежда насквозь промокла. Софии было холодно, она дрожала. Ее осветил фонарь. Она поняла, что лежит на кровати, и увидела встревоженное лицо Данилы, который держал ее за плечи. А рядом сидел еще какой-то мужчина в плаще. Приглядевшись, Соня поняла, что это капитан.

Все это время корабль равномерно качало и его лицо прыгало перед глазами Сони, что ужасно раздражало. В тот момент, когда качка на какую-то минуту остановилась, капитан сказал по-голландски: «Пей, дитя мое, тебе станет легче», и поднес к ее губам большую кружку. София сжала губы, ее опять затошнило, пить совсем не хотелось. «Пей, пей, тебе станет легче. Пей!». Он слегка зажал ей нос, Соня приоткрыла рот и волей неволей начала глотать. Это был какой-то крепкий алкоголь. По телу разлилась теплота. Соня почувствовала опьянение, голова слегка закружилась.

Несмотря на то, что корабль тряхнуло так, что Соня подлетела на кровати и Данила с Филиппом с трудом ее удержали, София сказала: «Как мне хорошо! Я буду спать». Последнее что она слышала, пока не погрузилось в блаженное забытье, был голос капитана, говоривший Дане по-английски: «Держи ее крепче, пусть она поспит. Она проспит долго».

Соне снилось, что она едет с Денисом в машине ее родителей. Они спешат в роддом. Веселый летний город, жара, все окна открыты, из-за шума других проезжающих автомобилей сложно разговаривать.

– Тебе, наверно, больно? Начались схватки? – спрашивает Денис.

– Нет, я отлично себя чувствую, – кричит София в ответ, и громко смеется.

– Тебе должно быть больно, иначе ты не родишь, – отвечает Денис. И Соня пугается, почему она не чувствует боли. А они едут и едут, а вдоль дороги стоят Сонины знакомые и друзья, они все знают, куда она направляется, хохочут и выкрикивают какие-то злые пошлые шутки. Почему все хотят, чтобы ее роды плохо закончились?

Но вот она уже в роддоме.

Соня не помнит, как рожала, но почему-то она уже лежит в огромном белом зале. София точно знает, что она уже родила. Вокруг много женщин с маленькими детьми.

– Где мой ребенок? – спрашивает София у женщины в белом халате.

– Его нет, его выбросили в мусоропровод, – отвечает врач, – и смеется все громче и громче.

– Как?! Пусти меня, гадина! Я убью тебя! – кричит Соня.

– Лежи, лежи тихо, – орет докторша. Хватает Софию за плечи и держит.

Потом Соня чуть приоткрыла глаза и ясно увидела, что не врач, а Данилка держит ее, и говорит: «Лежи, лежи тихо!»

«Что такое, где мы?» – испуганно крикнула Соня.

«Мы на корабле, тебя принес капитан», – ответил ее брат.

Парусник качнуло, она чуть не упала с кровати, Данила застонал – видимо, он ударился обо что-то.

– Какой кошмар! Я не хочу больше жить! – заорала Соня. – Ненавижу! Всех ненавижу! Даня, дай мне нож.

– Сонечка, это был сон! Все будет хорошо, прости меня, пожалуйста, – испуганно ответил Данила.

Соню страшно раздражала мокрая одежда, но странно – ей не было холодно. Она чувствовала себя отвратительно. София сразу вспомнила, все, что произошло на паруснике. Она села. Данила устроился рядом с ней. Бешеные волны качали корабль из стороны в сторону как скорлупку, и брат с сестрой раскачивались и подпрыгивали, от падения их спасало то, что кровать, за спинки которой они держались, была привинчена к полу.

Соня чувствовала отвращение ко всему на свете. Ее перестали отвлекать от грустных мыслей необычные события, которые с ними происходили. «Наверно, высший разум решил, что мы должны постоянно страдать и мучиться из-за наших ошибок». Соню почувствовала острую неприязнь к этому абстрактному жестокому высшему разуму.

«Какие странные мысли. Я, похоже, схожу с ума!» – заорала Соня. Несмотря на то, что они были рядом, им приходилось кричать из-за сильного шума.

Когда амплитуда качания каюты позволила ему, Данила достал из-под кровати какой-то саквояж, раскрыл его, достал оттуда большую пузатую бутыль, отвинтил пробку: «Выпей, это вроде водки такая фигня. Тебе станет лучше».

Соня жадно выпила почти до дна.

И тут в каюту вошел капитан.

– София, хотел проверить, как ты себя чувствуешь?

– А зачем? – ответила она заплетающимся языком, ей стало легче на душе.

– Я беспокоюсь о вас, – Филипп подошел, сел рядом с ними и забрал бутылку.

Соня уже не очень хорошо соображала.

– Хотите, я расскажу вам, что произошло? – крикнула она.

– Да, конечно, – ответил капитан, присев рядом с ними на кровать и глядя на Соню с жалостью и тревогой.

Соня долго и сбивчиво рассказывала про свою первую любовь и ребенка, сбиваясь с английского на русский и обратно.

Капитан слушал и хмурился.

Закончив повествование, Соня спросила:

– Ну как? Ужасная история? Вы же тоже влюбились в меня? Что вы думаете по этому поводу?

Филипп вздохнул и обнял ее одной рукой:

– Соня, в молодости мы думаем, что можно прожить жизнь без несчастий, без страшных ошибок. Но так не бывает! И ничего плохого тут нет. Страдания делают нас сильнее. Наши сегодняшние беды и глупости это фундамент для наших будущих достижений. Иначе не было бы сил и энергии ни на что. А благодаря испытаниям, в нас начинает работать какой-то скрытый механизм противостояния разрушению и хаосу. И мы становимся способны на все: открытия, подвиги, любые свершения. Это парадоксально, но это так. Поверь мне, пожалуйста, поверь мне! Это кажется странным, ведь человек сделал глупость, или подлость, или непростительную ошибку, и что из этого может быть хорошего? Но жизнь, в конце концов, все обращает нам во благо. За зимой приходит весна и после снега почва остается увлажненной и готовой принять семена. Тебе легче? – он заглянул ей в глаза. «Кажется, мне удалось ее успокоить» – подумал он, и сердце наполнилось скорбью и нежностью. «Только мои несчастья не пошли мне на пользу» – с отчаянием подумал капитан.

– Мне стало легче! – сказала Соня. Эти рассуждения ее странным образом успокоили.

– И все-таки запомни, все взрослые люди живут с душевной болью, – вдруг продолжил Филипп уже не таким благостным тоном. – Это ужасно! Невыносимо! Это подобно постоянному распятию на кресте или как будто тонкую материю твоего сердца каждый день пытаются перерезать острой пилой. За телесными оболочками скрываются истерзанные, разорванные на куски, изуродованные несчастные души. И надо как-то с этим жить, переносить каждый день новые трудности! И ничего не поделаешь, такова судьба человеческого рода. Но не расстраивайтесь, вы с братом в вашем возрасте еще можете поймать последние мгновения беззаботной радости. Так что дерзайте! Мне пора, шторм усиливается, Данила, береги сестру, – добавил Филипп, направляясь к двери.