Александр Дюма - Две Дианы Страница 26

Паж удалился.

— Если к вам пришел виконт д’Эксмес, — сказал коннетабль, — то это значит, что возникло какое-то непредвиденное затруднение. Положение, должно быть, кажется ему отчаянным, иначе он бы не прибег к этому крайнему средству. Слушайте же внимательно, и если вы точно выполните мои наставления, то, возможно, вам и не придется тогда обращаться к королю. Диана, о чем бы виконт ни просил вас, отвечайте отказом. Если он попросит вас указать ему путь, направьте его по пути противоположному. Если пожелает услышать от вас «да», говорите «нет». Ведите себя с ним высокомерно, пренебрежительно — словом, дурно… Вы поняли меня, Диана? Сделаете то, что я вам говорю?

— Все будет исполнено в точности, мой коннетабль.

— Тогда, надеюсь, кавалер наш будет сбит с толку. Бедняга! Бросается прямо в пасть к… — он хотел сказать «к волчице», но поправился: — к волкам. Предоставляю вам его, Диана, и жду от вас подробного отчета о беседе с этим красивым претендентом. До вечера!

И, поцеловав Диану в лоб, он удалился. В другую дверь паж ввел виконта д’Эксмеса.

Габриэль отвесил Диане почтительнейший поклон, на который она ответила небрежным кивком. Но Габриэль, заранее готовый к неравной борьбе между пылкой страстью и ледяным тщеславием, начал довольно спокойно:

— Герцогиня, я понимаю сам дерзновенность и бессмысленность просьбы, с которой осмеливаюсь к вам обратиться. Но в жизни случаются иной раз такие важные, такие крайние обстоятельства, что под их влиянием становишься выше обычных условностей и невольно пренебрегаешь обычными приличиями. И вот я стою перед одним из этих страшных переломов судьбы, сударыня. Человек, говорящий с вами, явился отдать свою жизнь в ваши руки, и, если вы безжалостно уроните ее, она разобьется.

Г-жа де Валантинуа, казалось, застыла в немой неподвижности. Перегнувшись вперед, подперев рукой подбородок, она не сводила с Габриэля недовольного, удивленного взгляда.

— Вы знаете или, может быть, не знаете, герцогиня, — продолжал он, стараясь не поддаваться обескураживающему воздействию этого нарочитого молчания, — что я люблю госпожу де Кастро, люблю ее глубокой, пылкой, необоримой любовью.

Легкая усмешка Дианы де Пуатье словно говорила: «А мне что до этого?»

— Я заговорил об этой переполняющей мою душу любви, герцогиня, дабы иметь повод сказать, что я преклоняюсь перед нею, обожествляю ее как наитие свыше. Сердце, которое она посетила, становится чище, возвышеннее, ближе к Небу…

Диана де Пуатье переменила позу и, полузакрыв глаза, небрежно откинулась на спинку кресла.

«Куда он гнет со своею проповедью?» — думала она.

— Таким образом, вы видите, что любовь для меня — святыня, — продолжал Габриэль. — Более того, она всесильна в моих глазах. Пусть бы даже супруг госпожи де Кастро был еще жив, я любил бы ее и даже не старался бы подавить в себе это непобедимое чувство… Только надуманная любовь поддается укрощению, истинная же не слушает приказов, и спастись от нее нельзя. Поэтому и вы, сударыня, вы тоже не защищены от вторжения в вашу душу истинной страсти…

Герцогиня де Валантинуа по-прежнему молчала. Лишь насмешливое изумление светилось в ее глазах. Габриэль заговорил с еще большим жаром, точно желая смягчить это каменное сердце.

— Король восхищен вашей дивной красотой, вы тронуты его любовью, но сумело ли ваше сердце ответить ему взаимностью? Увы, нет… И вот однажды вас увидел красивый, доблестный и преданный дворянин. Он влюбился в вас, и страсть его нашла отклик в вашей душе, не сумевшей отозваться на страсть короля. В самом деле, разве титулы покоряют сердца? Кто может вам помешать в один прекрасный день великодушно и с чистой совестью предпочесть подданного господину? Не знаю, как другие, но я настолько понимаю благородство чувства, что никак не могу поставить в вину Диане де Пуатье, при всей любви к ней Генриха Второго, любовь ее к графу де Монтгомери.

Диана порывисто приподнялась и широко раскрыла свои большие зеленые и ясные глаза.

— Что ж, вы располагаете вещественными доказательствами этой любви? — обеспокоенно спросила она.

— Я располагаю только уверенностью, правда, невещественной, но твердой, — ответил Габриэль.

— А! — произнесла она, и лицо ее приняло прежнее выражение. — В таком случае, мне ничего не стоит сказать вам правду. Да, я любила графа де Монтгомери. А дальше что?

— Дальше?.. — Этого Габриэль не знал и бродил теперь лишь в потемках предположений. Однако он продолжал: — Вы любили Жака де Монтгомери, герцогиня, и я осмеливаюсь предположить, что вам еще дорога его память. Ибо если он и исчез с лица земли, то из-за вас. И вот я именем его заклинаю вас, герцогиня, разрешить мне задать один вопрос, который может показаться вам очень дерзким. Но я повторяю, что жизнь моя связана с этим ответом, и если вы мне в нем не откажете, то отныне я буду ваш душою и телом…

— Довольно, сударь, — сказала герцогиня. — Задайте же этот страшный вопрос.

— Позвольте мне, произнося его, преклонить перед вами колени, — сказал Габриэль и действительно опустился на колени и с бьющимся сердцем, тихо спросил: — Герцогиня, вы любили графа де Монтгомери в тысяча пятьсот тридцать восьмом году?

— Возможно, — ответила Диана де Пуатье. — Дальше.

— В январе тысяча пятьсот тридцать девятого года граф исчез, а в мае того же года родилась будущая герцогиня де Кастро.

— И что же?

— Вот здесь-то, герцогиня, — продолжал Габриэль едва слышно, — здесь-то и заложен томящий меня секрет. Я умоляю вас открыть мне его. Ведь от него зависит вся дальнейшая моя судьба, и, поверьте, он умрет в моей груди, если вы удостоите меня откровенности. Перед этим распятием клянусь вам, сударыня: у меня вырвут прежде жизнь, чем ваше признание. К тому же вы можете всегда отречься от него, вам поверят больше, чем мне… Герцогиня! Кто отец Дианы де Кастро? Действительно граф де Монтгомери?

— Ха-ха! — презрительно рассмеялась Диана. — Вопрос и впрямь дерзкий! И вы правильно поступили, предпослав столь пространное введение. Но успокойтесь, милейший, я не гневаюсь на вас. Вы и в самом деле заинтересовали меня своей загадкой, и, знаете ли, загадка эта еще продолжает меня занимать, ибо, в сущности, вам-то что за дело, господин д’Эксмес, дочь ли короля или дочь графа герцогиня Ангулемская? Король считается ее отцом, этого довольно для вашего честолюбия, если вы честолюбивы. И что за бесцельное желание допросить прошлое? У вас есть для этого основание, сударь?

— Вы правы, герцогиня, основание у меня есть, но я заклинаю вас не спрашивать меня о нем, — отозвался Габриэль.