Сергей Шведов - Золото императора Страница 26

При боярине Гвидоне осталось только тридцать мечников его личной дружины. Амазонки тоже куда-то исчезли, за исключением пяти, среди которых Руфин наконец-то опознал Власту. Правда, только после того, как она, въезжая в городские ворота, сняла шлем и покрыла голову платком. Процессию возглавляли волхвы в белых полотняных одеждах, на их лицах явственно читалась отрешенность от всех мирских забот. Городская стража беспрепятственно пропустила в город волхвов и ведуний, зато Руфину и Марцелину приказано было остановиться и назвать свои имена. К счастью, вмешательство Гвидона сразу снизило накал страстей, и закипевшая было ссора быстро сошла на нет.

Город Голунь был застроен деревянными домами-срубами, практически такими же, как в деревнях, попадавшихся Руфину за время его долгого пути по Русколаний. Эти дома были невелики, обнесены невысокой изгородью и принадлежали, видимо, простым голунским обывателям. Дома знати, которые Марцелин назвал теремами, выделялись на общем фоне как своими размерами, так и причудливой отделкой. Впрочем, резьбой украшали все дома без исключения, но терема еще и ярко окрашивали, что делало их похожими на имперские галеры, вдруг вытащенные на сушу и выставленные напоказ любопытствующим. Сравнение с галерами пришло на ум Руфину не случайно. Он никогда прежде не видел городов, целиком выстроенных из дерева. А в Голуни деревянными были даже мостовые. Даже торговая площадь, занимающая довольно обширное пространство перед княжим теремом, оказалась устлана досками. Терем князя тоже окружала стена и, надо сказать, довольно высокая, способная выдержать нешуточный натиск. Вряд ли Коловрат отгораживался от своих соплеменников, скорее его усадьба, или Детинец, как ее назвал Гвидон, служила последним оплотом обороны города.

Терем князя, внушительными размерами напрашивался на сравнение с дворцами высших сановников Римской империи. По прикидкам Руфина, здесь вполне могло разместиться несколько сотен человек. Собственно, они здесь и размещались. Стоило только гостям въехать в Детинец, как обширный княжеский двор заполнился народом. При мечах и в доспехах были лишь дружинники, стоявшие у ворот. Все остальные красовались в длинных разноцветных рубахах и штанах. Различить, кто из этих людей слуга, а кто дружинник князя, удавалось только по обуви. Ибо ближние к Коловрату люди носили кожаные сапоги, а все прочие щеголяли в странной плетеной обуви, которую Марцелин назвал лаптями.

– Лапти гораздо удобнее наших сандалий, – пояснил Марцелин, – можешь мне поверить, патрикий. Я проходил в них почти три месяца и не натер ни единой мозоли.

Руфину понравились женщины русколанов, все как на подбор рослые, статные, полногрудые. Наряды их разительно отличались от туник римлянок и были расшиты столь замысловатыми узорами, что у патрикия в глазах зарябило.

– Зачем столько ярких красок? – слегка опешил Руфин.

– Так ведь зимой в этих местах белым-бело от снега, – усмехнулся Марцелин, – глаза устают от однообразия. А зима здесь длится едва ли не полгода.

Князь Коловрат вышел встречать гостей далеко не сразу, так что у Руфина была возможность вдоволь полюбоваться крыльцом, украшенным ликами зверей, прежде никогда патрикием не виданными.

– Они что же, водятся в здешних лесах? – спросил он у Марцелина.

– Мне эти чудища не попадались, – пожал тот плечами. – Но, возможно, они живут где-то на севере. Венедия тянется до самого Холодного моря.

Высокий, широкоплечий человек лет пятидесяти вышел на резное крыльцо, когда у патрикия уже готово было лопнуть терпение. Одет он был в красную рубаху, шитую золотой нитью. Кафтан того же цвета был перехвачен в талии кожаным поясом, украшенным золотыми бляшками и драгоценными камнями. По тому, как гвалт, стоявший во дворе, разом смолк, Руфин понял, что перед ним предстал верховный правитель Русколании, князь Коловрат. Подбородок Коловрата был чисто выбрит, и только над верхней губой росли пышные усы, свисающие длинными концами книзу. Князь был белокур и белотел, как и большинство окружавших его бояр. На Гвидона он глянул строго, но без злобы:

– В случившемся тебя не виню, боярин. Молод ты слишком, чтобы чужие коварные мысли разгадать.

В отличие от Гвидона кудесник Велегаст был стар, и упрек, прозвучавший в словах князя, относился, скорее всего, к нему. Волхвов Велеса Коловрат вообще словно бы не заметил, зато сделал несколько шагов навстречу кудеснице Власте:

– Тебя, избранница богини, я всегда рад видеть в своем тереме.

– Я тоже рада тебя видеть, Коловрат, – ласковым голосом пропела ведунья. – И пусть явилась я к тебе вестницей несчастья, зато принесла благословение той, что всегда будет печься о твоей земле, великий князь.

– Забота богини Лады в сей трудный час явится для нас спасением, – отозвался на слова кудесницы Коловрат. – Я приглашаю тебя, Власта, разделить со мною скорбную страву в память о моих погибших чадах. Я думаю, у коварных готов все-таки достанет порядочности, чтобы отдать мертвым все причитающиеся им почести.

– Мы очень скоро узнаем это, Коловрат, – шагнул вперед кудесник Велегаст. – Если готы окажутся бесчестны, то мои люди позаботятся о павших.

Великий князь долго и, как показалось Руфину, с ненавистью смотрел на убеленного сединами старца. Ругательство уже готово было сорваться с его уст, но кудесница Власта, взошедшая на крыльцо, взяла князя под руку и тем самым притушила его гнев.

– Я очень надеюсь, Велегаст, что твои слова не разойдутся с делом, иначе Велес отвернется от тебя, а почтенные старцы Русколании озвучат приговор, вынесенный богом.

Князь Коловрат, сопровождаемый Властой и ближниками, медленно поднялся по ступеням в терем. Его уход послужил сигналом для всех остальных обитателей Детинца. И вскоре посреди двора остались стоять только волхвы во главе с Велегастом и боярин Гвидон со своими мечниками.

– Легко отделались, – криво усмехнулся Гвидон. – Могло быть и хуже.

Трудно сказать, к кому относились эти слова. Вряд ли к самому боярину, который, по мнению Руфина, ни в чем перед князем не провинился и действовал решительно и быстро. Значит, под словом «мы» Гвидон имел в виду именно волхвов, с которыми был связан узами посвящения. Руфин уже было хотел обратиться со словами поддержки к кудеснику Велегасту, но Гвидон остановил его, шепнув едва слышно на ухо:

– Разговоры потом.

За время, проведенное рядом с русколанами, Руфин худо-бедно научился понимать их язык, благо он действительно был родственен фракийскому и схож с готским. Большую помощь в овладении языком ему оказал мечник боярина Гвидона Бермята. Бермята, как уже успел выяснить патрикий, был ругом. Причем из хорошего рода, к которому принадлежала и княгиня Любава, мать боярина. Именно волею княгини Бермята, четвертый сын своего отца, оказался в дружине Гвидона, в которой служили и руги, и росомоны, и венеды. Именно от Бермяты патрикий узнал, что Коловрата было еще две жены, венедка и росомонка. Погибший Сар был сыном Любавы, и именно его все прочили в преемники отцу. А вот Синилада была по матери росомонкой. Теперь, после смерти княжича Сара, в преемники Коловрату будут проталкивать двух его старших сыновей: Лебедяна, сына венедки Милавы, и Серженя, сына росомонки Рады, родившихся в один год, в один месяц и даже в один день. Что вряд ли понравится ругам, привыкшим первенствовать в Русколании. У княгини Любавы имелся еще один сын – Верен. Но Верен был моложе своих единокровных братьев на целых пять лет, ему совсем недавно исполнилось десять, и вряд ли русколанские старейшины назовут его преемником великого князя в обход братьев старших.