Густав Эмар - Великий предводитель аукасов Страница 27

Оба белых путника были буквально изнурены, особенно граф, воспитанный в аристократической семье и никогда не испытывавший своих сил в таких обстоятельствах. Его руки и ноги были покрыты водяными пузырями, лицо исцарапано. Необходимость идти поддерживала его до сих пор, но, добравшись до площадки, он упал, задыхаясь, и бессмысленно глядел вокруг, как человек, ослабевший вследствие продолжительного и сильного напряжения сил. Дон Тадео хотя был далеко не так утомлен, но и он дышал тяжело. Темные пятна выступили на его щеках, и пот градом катился по лицу, — все это показывало, что он чувствует сильную усталость. Курумила же был свеж, словно сидел все время на одном месте. Усталость, казалось, никак не сказывалась на его железном сложении.

— Моим братьям надобно отдохнуть, — сказал он, — мы помедлим здесь немного.

Ни дон Тадео, ни граф не произнесли ни слова. Они стыдились обнаружить свою слабость. Курумила удалился. Белые пролежали более получаса, не говоря ни слова.

— Отдохнули? — спросил предводитель, возвратясь.

— Еще несколько минут, — отвечал граф. Индеец покачал головою и сказал:

— Время не терпит.

Тогда он вынул из-за пояса небольшой ящик и подал его дону Тадео. Этот ящичек был разделен на четыре отделения: в первом помещались сухие листья белого цвета; во втором — негашеная известь; в третьем — куски камня величиною в крупный лесной орех и видом похожие на него; в четвертом — четыре небольшие лопаточки из железного дерева.

— О, — радостно вскричал дон Тадео, — кока!

— Да, — сказал индеец, — мой отец может отведать.

Дон Тадео живо взял одну из лопаточек в руку, в другую сухой лист, посыпал на него негашеной извести, завернул камешек в этот листок и сделал таким образом пульку, которую положил в рот. Граф с величайшим любопытством следил за движениями дона Тадео. Когда он окончил, граф спросил:

— Что это такое?

— Кока, — отвечал дон Тадео.

— Прекрасно, но это еще ничего не объясняет.

— Мой друг, — сказал дон Тадео, — Америка благословенная страна, здесь все растет: подобно тому, как у нас есть парагвайская трава, заменяющая чаи, у них есть кока, заменяющая бетель, — и я советую вам попробовать.

— Я попробую. Вероятно, это отличное лекарство, раз вы так обрадовались, увидев его.

— Судите сами, — отвечал дон Тадео, приготавливая вторую пилюлю. — Кока восстанавливает силы, прогоняет сон, голод и ободряет всего человека.

— Что ж для этого надо делать?

— Жевать коку, как моряки табак, а ламайцы бетель. — О, да это такое лекарство, что если оно даже вполовину такое благотворное, как вы говорите…

— Оно во всяком случае, не повредит вам, — улыбаясь, перебил дон Тадео, поднося графу приготовленную пилюлю.

Граф тотчас же принялся жевать. Курумила, заботливо уложив ящик за пояс, принялся седлать лошадей. Вдруг невдалеке послышалась сильная ружейная перестрелка, сопровождаемая страшными криками.

— Что это такое? — вскричал Луи, быстро вскакивая.

— Началась битва, — холодно отвечал Курумила.

— Что мы станем делать? — спросил дон Тадео.

— Скорей, на помощь нашим друзьям! — горячо вскричал молодой человек.

Дон Тадео вопросительно поглядел на ульмена.

— А молодая девушка? — спросил индеец.

— Наши товарищи отыщут ее, — отвечал он. — Здесь наши злейшие враги, надо всеми силами постараться отсечь им когти.

В это время крики удвоились, треск перестрелки сделался сильнее.

— Надо решиться, — живо продолжал молодой человек.

— Едем, — сказал дон Тадео. — Часом раньше или позже будет свободна моя дочь — не так уж важно.

— Итак, на коней! — сказал предводитель.

Все трое сели на коней. По мере того как они приближались, шум ожесточенной битвы, происходившей в ущелье, становился явственнее. Они могли различать военные клики чилийцев, смешивавшиеся с завываниями арауканцев. Порой пули попадали в деревья вокруг них. Если бы не густая листва, они видели бы битву. Не обращая внимания на различные препятствия, всадники неслись по краю стремнины, рискуя свалиться каждую минуту.

— Стой! — вдруг закричал ульмен.

Всадники остановили опененных лошадей. Курумила провел своих друзей к месту, которое господствовало над выходом из ущелья со стороны Сант-Яго. Это был род небольшой естественной крепости, состоявшей из лежавших друг на друге гранитных груд, — плод какого-нибудь земного переворота, может быть землетрясения. Эти скалы издали совершенно походили на башню. Высота их была около тридцати футов. Крепость эта стояла как раз у крутого склона горы, и взобраться на вершину ее можно было только с большим трудом, помогая себе руками. Находясь на вершине, можно было выдержать длительную осаду.

— Какая выгодная позиция! — заметил дон Тадео.

— Поспешим занять ее, — отвечал граф.

Они спешились. Курумила расседлал лошадей и загнал их в лес, будучи уверен, что умные животные не зайдут далеко вглубь и он в случае нужды легко отыщет их. Луи и дон Тадео полезли на скалу. Курумила хотел было последовать их примеру, как в кустах послышался шум, ветви зашевелились и показался человек. Ульмен встал за дерево и взвел курок. У человека, столь неосторожно подвигавшегося вперед, ружье было отброшено назад, в руках он держал шпагу, до рукоятки покрытую кровью, — знак, что он храбро дрался. Он бежал, оглядываясь на все стороны, не как беглец с поля битвы, а как человек, кого-то искавший. Курумила вскрикнул от изумления, вышел из своей засады и пошел вперед. Услыхав крик предводителя, индеец остановился. Выражение радости показалось на его лице.

— Я искал моего отца, — сказал он.

— Хорошо, — отвечал Курумила, — вот и я.

Шум битвы увеличивался более и более и, казалось, приближался.

— Пусть мой сын следует за мною, — сказал Курумила, — нам здесь оставаться нельзя.

Оба индейца стали взбираться на скалу, вершины которой уже достигли граф и дон Тадео. На вершине этой скалистой груды, имевшей около двадцати квадратных футов, на самом краю площадки было много камней, за которыми легко было укрыться. Оба белых были удивлены, увидав новоприбывшего, который был не кто иной, как Жоан. Но некогда было пускаться в объяснения, и все четверо поспешили устроить ограду из камней. Окончив эту работу, они стали отдыхать. Теперь их было четверо, решительных мужей, вооруженных ружьями и обеспеченных пулями и порохом. Съестных припасов также хватало. Словом, положение их было отличное. Они, по крайней мере, неделю могли держаться в случае осады против многочисленных врагов. Усевшись на камнях, они стали расспрашивать Жоана, тщательно следя за тем, что происходит в долине, где все было еще тихо и пусто, хотя крики и выстрелы продолжались. Не будем приводить всего рассказа Жоана, ибо читатели знают уже, как происходила битва. Начнем с того места, когда Жоан оставил поле сражения.