Рафаэль Сабатини - Суд герцога Страница 27

Дукаты эти уже сияли пред мысленным взором Бенвенуто. Он уже видел их горкой лежащими перед ним на грязном столе в таверне «Полумесяц». Видел их желтый, завораживающий блеск, слышал, как они позвякивают, если шевельнуть их рукой. А как широко раскроются черные глаза его несравненной Джанноццы, никогда в жизни не видевшей столько золота. И он уже чувствовал ее теплое, мягкое тело, уступающее всем его желаниям.

О, как же ярко засветилась звезда мессера Бенвенуто Джизмонди, вора и убийцы! Наконец-то фортуна повернулась к нему лицом. С этими мыслями он проскакал по мосту через Савио и через ворота в мощных стенах въехал в славный город Чезену.

Первым делом он направился в «Полумесяц», чтобы оставить лошадь на попечение тщедушного, косоглазого хозяина таверны, затем — к цирюльнику, привести в порядок волосы и бороду, после чего вновь вернулся в «Полумесяц» отобедать в отдельном кабинете, где прислуживала только Джанноцца.

В общем зале мужчины провожали его удивленными взглядами, не ускользнувшими от него, поэтому, зайдя в кабинет, он воскликнул, обращаясь к Джанноцце: «Полюбуйся мною — бриллиант в золотой оправе!»

Джанноцца, уперев руки в пышные бедра, смерила его взглядом. В черных глазах отразилось удивление, смешанное с недоверием. Женщина она была видная, прекрасно знала, какое впечатление производит на мужчин, и не давала им спуску.

— Что-то ты быстро вернулся. Какое злодейство совершил на этот раз?

— Злодейство? — ухмыльнулся Джизмонди. — Так уж сразу и злодейство.

— А как еще ты мог добыть такие славные перышки? Какого ты общипал петушка?

Бенвенуто обнял ее, привлек к себе, похотливо улыбаясь. Джанноцца восприняла все это с полным безразличием, ни в малой мере не сопротивляясь.

— Я поступил на службу, милая, — возвестил он.

— Ты — на службу? Наверное, к Сатане?

— Отнюдь, к Чезаре Борджа, — приврать он любил, причем делал это с легкостью необычайной и весьма убедительно.

— Он нанял себе на должность палача? — холодно осведомилась Джанноцца.

— Я его спаситель, — доверительно сообщил ей Бенвенуто и пустился в долгие рассуждения о том, какие ждут его поручения и сколь высоко будет причитающееся ему вознаграждение.

Джанноцца слушала, на пухлых губах играла недоверчивая улыбка. В конце концов улыбка эта так рассердила Бенвенуто, что он грубо оттолкнул девушку и уселся за стол.

— Сегодня у меня встреча с его светлостью. Он ждет меня во дворце. И ты поверишь мне, когда я высыплю перед тобой на этот самый стол его дукаты. Вот так-то! И мессер Бенвенуто станет тогда ben venuto[1].

Джанноцца пренебрежительно усмехнулась.

— Смеешься надо мной, да? — рассвирепел Джизмонди. А затем небрежно добавил:

— Пошевеливайся! Принеси мяса и вина. Герцог Валентино ждет меня. Пошевеливайся, говорю я тебе!

Глаза ее сузились.

— Слушай ты, кривоногий рябой подонок! С чего это ты так заважничал?

Бенвенуто чуть не задохнулся от ярости. Насчет оспин — чего уж спорить, но он гордился прямотой ног, одним из немногих своих физических достоинств. И попытался доказать, что она не права. Но Джанноцца тут же осекла его.

— Так вести себя можно только при деньгах, — заявила она ему. — Где твой кошелек?

Джизмонди вытащил дукат и небрежно бросил на стол. Джанноцца не ожидала увидеть золото, и глаза ее раскрылись от удивления и жадности, а отношение к Джизмонди мгновенно изменилось. Она захлопотала, готовя ему трапезу, принесла из подвала бутылку вина, с кухни — дымящийся кусок мяса, щедро сдобренный горчицей. Положила перед ним белый хлеб, такое в таверне случалось, нечасто, бросила в камин несколько поленьев.

А Бенвенуто с жадностью набросился на еду, на некоторое время забыв обо всем, кроме тарелки и чашки, куда то и дело подливал вина. И лишь насытившись, вспомнил о девушке, что ходила по кабинету с кошачьей грацией. От обильной еды, вина да жаркого огня в камине Бенвенуто подобрел, пришел в благодушное настроение.

— Присядь ко мне, Джанноцца, — потянул он девушку за пухлую руку.

— А как же его светлость, герцог Валентино? Разве он больше не ждет тебя? — лениво усмехнулась та.

Джизмонди нахмурился.

— Черт бы побрал этого герцога, — пробурчал он, задумавшись.

Тут тепло, уютно, а там, за стенами таверны, холод, ветер, снег на земле. И в то же время… стоит, пожалуй, прогуляться до замка, чтобы набить карманы дукатами.

Джизмонди поднялся, подошел к окну. Глянул на грязный двор, полоску бирюзового неба. До вечера оставалось не так уж и много времени, а к герцогу надо попасть или сегодня, или никогда.

— Да, я должен идти, дорогая. Но не задержусь ни на одну лишнюю минуту.

Он надел плащ, запахнул его, водрузил на голову шапочку с плюмажем, громко чмокнул Джанноццу, та опять же никак не отреагировала, и покинул таверну.

По главной улице Бенвенуто поднялся на холм, на котором высился громадный замок, построенный знаменитым Сиджизмондо Малатестой. Пересек мост над засыпанным снегом рвом. С каждым шагом его все сильнее била нервная дрожь. Воображение рисовало ему величественную и грозную фигуру герцога. Он никогда не видел его, но имя Чезаре Борджа гремело по всей Италии, и многие боялись его больше, чем кого бы то ни было. И в преддверии встречи, как ему уже казалось со сверхчеловеком, его охватил благоговейный ужас, словно в детстве перед посещением церкви.

Но он пересек мост и шагнул под гигантскую темную арку. Ему представилось странным, что никто не остановил его и не спросил, а что, собственно, ему тут надобно. Он и понятия не имел, что сможет так легко проникнуть в обиталище богоподобного существа.

Но внезапно что-то лязгнуло, сверкнула алебарда и замерла на уровне груди Джизмонди. Тот аж подпрыгнул от испуга. Часовой в морионе и латах выступил из-за контрфорса, за которым прятался от ветра, и алебардой загородил проход.

— Alt! Куда идешь?

Бенвенуто на мгновение лишился дара речи, столь неожиданно встретившись с непримиримым врагом — стражем закона, но быстро пришел в себя.

— Я иду к герцогу, — объявил он.

Алебарда поднялась, освобождая дорогу.

— Проходи, — и часовой вновь укрылся за контрфорсом.

Бенвенуто двинулся дальше, тревога его еще более возросла. Слишком уж просто все получалось. Не к добру все это, подумал он. Войти-то легко, да вот как удастся выйти. Эх, лучше б ему остаться в «Mezza Luna» с несравненной Джанноццей и не казать носа в святилище этого жуткого божества. И, выйдя на просторный двор замка, Джизмонди остановился, даже перспектива заработать много золота уже не казалась ему столь радужной. Пусть их получает хоть сам дьявол. Но ему удалось совладать с нервами. И даже посмеяться над собственными страхами. Убедить себя в том, что ему не грозит ничего худого.