Александр Дюма - Изабелла Баварская Страница 28

Герцог поклонился.

— Да-да, брат мой, — продолжал король, — и мы вам даруем его таким, каким оно было при Филиппе, со всеми приносимыми доходами, со всеми его землями, так что отныне мы более не будем называть вас герцогом Туренским, ибо Турень с сего дня присоединяется к владениям короны, а станем именовать герцогом Орлеанским, ибо отныне герцогство принадлежит вам. Вы слышали, любезный дядюшка, мы все отправляемся в поход, и вы, разумеется, вместе с нами.

— Государь, — ответил герцог Беррийский, — сопровождать вас повсюду, куда бы вы ни отправились, — для меня радость. Однако, думается мне, и нашему кузену герцогу Бургундскому следовало бы к нам присоединиться.

— В чем же дело? Мы будем просить его оказать нам такую честь, а если этого недостаточно, то и прикажем. Если же и этого окажется мало, тогда мы пожалуем за ним. Вам нужно наше слово, что без герцога Бургундского мы не двинемся в путь? Мы вам это слово даем. Когда оскорбляют короля Франции — оскорбляют все французское дворянство, и, если королевский герб подвергается бесчестью, ни один герб не остается незапятнанным. Готовьтесь же, любезный дядюшка: меньше чем через неделю мы выступаем.

На этом король закрыл заседание Совета, чтобы еще посовещаться со своими секретарями. В тот же день двадцать именитых вельмож во главе с герцогом Бургундским получили приказ явиться с возможно большим количеством людей. Приказ был исполнен без промедления, ибо все истинные французы ненавидели герцога Бретонского; говорили, что король уже давно бы решился с ним разделаться, если бы его не удерживали граф Фландрский и герцогиня Бургундская; что герцог Бретонский в душе англичанин и Клиссона ненавидит больше всего за то, что тот предан французам. Но на сей раз приказы были весьма строги. Казалось, теперь король доведет свое намерение до конца, если не случится вдруг какой-нибудь измены, ибо стало известно, что многие из тех, кто должен был отправиться в поход вместе с королем, идут неохотно, и среди них шепотом даже называли имена герцогов Беррийского и Бургундского.

Герцог Бургундский и в самом деле не торопился: он говорил, что поход этот чересчур обременителен для его провинции; что затеваемая война не имеет смысла и что она плохо кончится; что распря между коннетаблем и Пьером де Краоном многих людей не касается вовсе и потому несправедливо ради нее насильно вовлекать их в войну; что надо предоставить коннетаблю и де Краону самим уладить свои споры и не взваливать новое бремя на плечи народа. Того же мнения был и герцог Беррийский, однако король, герцог Орлеанский и весь Королевский совет держались другого мнения, так что обоим герцогам пришлось повиноваться.

Едва только коннетабль смог наконец сесть в седло, король отдал приказ выступать из Парижа. В тот же вечер он попрощался с королевой, герцогиней Валентиной, с дамами и девицами, жившими во дворце Сен-Поль, после чего вместе с герцогом Орлеанским, герцогом Бурбонским, графом Намюрским и де Куси отправился ужинать к де Монтегю, где и остался ночевать.

На другой день Карл с большим обозом двинулся в поход, но сделал остановку в Сен-Жермен-ан-Лэ, чтобы дождаться герцога Беррийского и герцога Бургундского. Видя, что они не являются, он отправил им такие приказы, не подчиниться которым было бы явным бунтарством, и двинулся дальше, хотя врачи советовали ему не делать этого, предупреждая, что он не вполне здоров. Но Карл был преисполнен такой решимости, что на все их уговоры отвечал: «Не понимаю, о чем вы толкуете! Никогда я себя так хорошо не чувствовал».

Короче говоря, невзирая ни на что, он двинулся далее, переправился через Сену, пошел по дороге на Шартр и, не останавливаясь, прибыл в Анво, великолепный замок, принадлежавший де Ла Ривьеру, который принял короля со всею роскошью и со всеми подобающими почестями. Карл провел здесь три дня, а на четвертый день утром снова двинулся в Шартр, где вместе с герцогами Бурбонским и Орлеанским был принят братом де Монтегю, занимавшим здесь епископскую кафедру.

Через два дня в Шартр прибыли герцог Беррийский и граф де Ла Марш. Король справился у них о герцоге Бургундском и узнал, что тот следует за ними. Наконец на четвертый день королю доложили, что герцог Бургундский уже в городе.

Король провел в Шартре неделю, потом отправился в Ле Ман. По пути к нему присоединились войска из Артуа, Пикардии, Вермандуа, словом, даже из самых отдаленных провинций Франции, и все эти люди были страшно озлоблены против герцога Бретонского, по вине которого им приходилось переносить такие тяготы. Король всячески старался поддержать в них этот гнев, разжигая его собственным гневом.

Однако он слишком понадеялся на свои силы и свое здоровье. Постоянное раздражение, в которое приводили Карла всяческие помехи, то и дело чинимые его дядями, для того чтобы помешать начатому походу, приводили его в ярость, так что в Ле Ман он прибыл уже совсем больным и еле держался на лошади. Пришлось здесь остановиться, хотя Карл и говорил, что отдых для него тягостнее, чем дело. Однако врачи, дяди и сам герцог Орлеанский считали, что недели на две, а то и на три надо сделать остановку.

Пребыванием в Ле Мане воспользовались для того, чтобы убедить короля обратиться с письмом к герцогу Бретонскому. В Нант были посланы Реньо де Руа, де Гарансье, де Шатель-Моран и Топен де Кантемель, дворецкий замка Жизор: на этот раз король хотел, чтобы герцог Бретонский не мог усомниться в характере направленного к нему посольства. Четверо королевских посланцев отбыли из Ле Мана в сопровождении сорока вооруженных всадников, с трубами и развернутыми штандартами впереди, проследовали через Анжер и на третий день прибыли в Нант, где застали герцога Бретонского.

Они изложили герцогу требование короля выдать Пьера де Краона. Но, как и в первый раз, щедро одарив посланцев, герцог ответил, что не может выдать им человека, которого они требуют, поскольку не знает, где этот человек скрывается; год назад он слышал о том, что де Краон якобы люто ненавидит коннетабля и объявил ему смертельную войну; этот рыцарь сам ему говорил, что где и когда бы он ни повстречал де Клиссона, он убьет его; но более ничего ему не известно, и он удивлен, что король грозит ему войною за дело, столь мало его касающееся.

Когда королю передали ответ, он был очень болен, однако же приказал идти вперед и призвал оруженосцев, чтобы они надели на него доспехи и оружие. В то время как он поднимался с постели, явился гонец из Испании. Он привез письмо, на котором значилось: «Королю Французскому, нашему грозному господину» и стояла подпись: «Иоланда де Бар, королева Арагона, Майорки, правительница Сардинии».