Тайны угрюмых сопок - Александр Михайлович Минченков Страница 28

Севастьяна медяк который раз пролетал дальше или недолетал до заветных пятаков, а оттого он сожалел, но виду не подавал.

«Эх, если бы сейчас играли в чику, было бы всё иначе, — рассуждал Севастьян. — Метко бросил битку и сбил столбик монет. Какие на гербе, забрал сразу, а те, что легли другой стороной, со сноровкой бей снова, перевернул на герб — опять твоя денежка! Это у меня ух как хорошо получается! Да и в замеряшки всегда клеилось, а сегодня что-то не так, хоть расшибись, ну не прёт, и всё тут…»

Его меткость в бросании битки по всему «банку» и умение ударами переворачивать монеты на сторону с оттиском российского герба у ребят вызывали изумление и зависть. Очередь следующего игрока наступала тогда, когда предыдущий игрок сделал промашку — не удалось перевернуть монету или ударил биткой мимо монеты. Но от игры в чику пришлось всем отказаться. Когда в лавку ребята приносили слегка погнутые или изрядно покоцанные копейки, двушки, трёшки, пятаки, то продавцы подозрительно их разглядывали, некоторые отказывались принять к оплате за товар, другие брали, при этом недовольно ворчали. Поэтому игру на деньги строили только от пристенка — замеряшки.

Севастьян сунул руку в карман штанины, нащупал единственную монету. «Всё, продул, — в расстроенных чувствах подумал он и тут же решил: — А, будь что будет, сыграю на последний пятак».

— Пацаны, я в игре, ставлю последний медяк.

— Валяй, — согласился Пашка Сушков — на два года по возрасту старше Севастьяна, однако ростом были одинаковые.

— Только, чур, если выиграешь не уходить, играй до конца, — с жаром встрял Васька Никитин.

Севастьян в знак согласия кивнул головой.

Когда же подошла очередь бросить свою монету, Севастьян изловчился, и пятак, отскочив от стены, упал прямо на монету Стёпки Лаптева, отчего все услышали характерный глухой звон. Такое случается редко, но случилось, и все ахнули. Стёпка недовольно сплюнул на землю и с нескрываемой завистью бросил:

— Повезло.

Недалеко была и монета Васьки Никитина. Севастьян присел, растопырил пятерню и мизинцем дотянулся до монеты, при этом она чуть сдвинулась.

— Э, а пятак-то ты пододвинул! — воскликнул Стёпка. — Да, да, сдвинул, я видел!

— Ничего я не сдвигал, он от пальца отошёл, — возразил Севастьян.

— Пододвинул, конечно, — подхватил Васька, окрылённый поддержкой и возможностью не отдать выигрыш.

— Да вы чего, при вас же дотянулся!

— Сдвинул, сдвинул! — продолжали настаивать Васька и Стёпка.

— Я не заметил, что Севка подвинул грош, прежде чем замерять монеты, не трогал, всё по-честному, — заступился Пашка.

Севастьян поднялся, глянул на Ваську, потом на Стёпку и в сердцах ответил:

— Раскудахтались, как бабы на базаре, жаба давит. Не подвигал я монету, а сдвинулась, когда замерял! Подавитесь вы своими пятаками, — с этими словами Севастьян бросил на землю два медяка, развернулся и пошёл прочь.

— Севка, постой, ну чего взъерошился! — окликнул Пашка Сушков. — Давай разберёмся, а то как-то…

Севастьян же, не обернувшись, отмахнулся рукой, положил свой пятак в карман и зашагал в сторону своего дома.

«Надо же, как жадность обуяла, готовы слюной изойти, только бы не отдать монету. Видели же: не сдвигал, ан нет, зависть глаза заслонила. Ведь я, сколько грошей проиграл, не возмущался же. Чего спорить, коли удачу потеряли…» — размышлял Севастьян, продолжая шагать по дороге с испорченным настроением.

На следующий день Севка встретил Сушкова и удивился, глядя на его лицо:

— Ты чего, Пашка, с синяком, повздорил с кем?

— Вчерась ты ушёл, а меж нами перепалка случилась. Я говорю, зря вы Севку обидели, озлился и ушёл, жадность свою выказали. Не сдвигал он монету, говорю, а они на своём, мол, защитник нашёлся, и обозвали меня. Не стерпел, ах вы жиды гнилые — вскипел и кулаком заехал по физиономии Ваське. Тот свалился, заныл, сопли распустил, а тут этот хлюзда Стёпка успел своим кулаком под глаз мне приложиться. Но сдачи я ему дал, аж синяк оставил.

— Надо было с ними связываться?

— Надо было, Сева, надо учить таких обормотов.

— Дома-то, поди, попало за синяк?

— Мать ругала, а отец спросил: за дело стоял или ради потехи получил? Рассказал как есть, он смолчал и матери сказал: отстань от него, утихомирься, если кто шельмует, так и правильно поступил и товарища честь защитил. Молодец, Павел, говорит, пусть знают, за правду горой стоишь, так и кривить пред тобой не будут.

— Справедливый у тебя отец.

— Знаешь, мухи не обидит, а воров и сплетников не любит.

— Мои тоже такие же. А ещё глянут на меня, если что не так, сразу наскрозь проникают. Вот и вчера, вроде не показываю виду, а мать в момент с вопросом: чего случилось, рассказывай, не таись, всё выкладывай. Смотрю на неё, а язык сам лопочет всё как есть. Не могу врать, хоть убей, и расстраивать обидно. Упрёк лишь услышал: прекрати играть на деньги, ни к чему монеты о доски колотить, ни этим на жизнь зарабатывать приучайся. Выложила так, и всё внутри оборвалось, сказал себе: всё, не буду ни в чику, ни в замеряшки играть. Всё!

— Оно и правильно. С такими хлюздами себе во вред, споры да разлады, они и с другими мальчишками шельмуют, на обмане игру строят. А деньги, думаю, и вправду по-иному заработать можно.

— О чём ты?

— Надоумил отец меня, вместо того чтобы болтаться, так прилагай, говорит, хотя бы руки к промысловым навыкам. Тех же зайцев полно по тайге носятся, зима длинная, вот и лови, а в пару возьми того же друга Севастьяна Первакова. И мясо к столу и в продажу, и шкурки на шапки, рукавицы тёплые шить можно, чем не заработок.

— А чего, Пашка, может, и впрямь зайцами заняться. Мало кто эту живность ловит, всё по крупному зверю, а больше за пушниной гоняются. Ловят зайцев от случая к случаю, больше безделицу, когда урезонить.

Узнал дед Илья Спиридонович Волошин — сосед Перваковых, что Севастьян со своим товарищем затеяли охоту на зайцев. Подозвал обоих к себе и спрашивает:

— Правда, што зайцев ловить вздумали?

— Да, — в один голос ответили друзья.

— И што ж за приманку на них выдумали?

— На петли, Илья Спиридонович, на что больше?

— Э-э-э, — хитро улыбнулся дед, — я-то по