Адольф Мютцельбург - Властелин мира Страница 28

И вот теперь произошел случай, который открыл мне глаза на то, кто вы и в каком незавидном положении оказались из-за предательства моего отца. У меня сразу же созрело решение. Вечером, как мы договорились со слугой, я подмешала в воду, которую имеет обыкновение пить на ночь мой похититель, усыпляющий напиток. Теперь он спит так крепко, как не спал ни разу в жизни. Потом я закуталась в самый длинный и самый плотный плащ и, пользуясь темнотой, проскользнула сюда. Теперь ваше спасение в ваших руках!

— Но я пока не вижу для этого никакой возможности, — прошептал Альбер, с изумлением слушавший рассказ Юдифи.

— О, это совсем просто, — тихо сказала она. — Вы закутываетесь в мой плащ и исчезаете таким же способом, каким попала сюда я. В тысяче шагов от палатки, где мы ночуем, ждет кабил с двумя лошадьми. В темноте он не узнает вас в этом наряде, если вы к тому же немного сгорбитесь. Вы убежите вместе с ним, а утром сами решите, как избавиться от нежеланного попутчика.

— Благодарю вас, мадемуазель! — ответил молодой француз. — А вы? Что будет с вами?

— Со мной? Я останусь здесь, вместо вас.

— Как вы благородны, как великодушны! — мягко сказал Альбер. Потом немного помолчал. — Будь я вооружен, я мог бы принять ваш план, — продолжал он. — Я разыскал бы кабила и, не долго думая, убил бы его как врага моего отечества. Потом подошли бы вы, и мы убежали бы вместе. Но принять ваш план таким, как вы предложили, я не могу.

— О, не говорите так! — умоляюще прошептала девушка. — Не беспокойтесь обо мне. Вы спасете себя, а со мной ничего дурного не случится, можете быть уверены! Не отказывайтесь от моего предложения!

— Есть, пожалуй, еще одна возможность! — заметил Альбер. — Будь у кабила три лошади или сумей он захватить меня с собой, мы могли бы убежать втроем.

— Нет, нет, я не думаю, чтобы он пошел на это! — прошептала Юдифь. — Прошу, умоляю вас, не теряйте драгоценного времени!

— Один я не побегу, — решительно заявил Альбер. — Совесть не позволит мне так поступить. И все же я благодарен вам, благодарен от всей души!

— Вы отказываете мне! Это жестоко! — вздохнула Юдифь. — Вы пренебрегаете моим советом точно так же, как презираете мой народ!

— Нет, клянусь Богом, нет, — уверял ее Альбер. — Но решение мое твердо, ничто не в силах его поколебать. Без вас я отсюда не уйду.

— Вы лишаете меня последней надежды на то, чтобы изгладить из вашей памяти поступок моего отца! — укоризненно сказала Юдифь.

— О нет, мадемуазель, никто лучше меня не может оценить чувство, которое подсказало вам ваше сердце, но даю вам слово, я прощаю вашего отца ради его дочери. Не настаивайте на своем. Отсюда я не уйду, разве что узнаю и о вашем спасении.

— В таком случае я тоже остаюсь! — почти в полный голос твердо заявила Юдифь.

— Прошу вас, не жертвуйте собой напрасно! — продолжал настаивать Альбер. — Спасайте себя! Позже вы убедитесь, что моя счастливая звезда не покинула меня. Я тоже увижу свое отечество.

— Так вы отказываете мне? — повторила Юдифь.

— Я не в силах пойти на это ни при каких условиях, как бы мне ни было больно! — ответил Альбер.

— Тогда прощайте! — прошептала девушка и быстро растаяла во мраке ночи.

IX. САМУМ

Наверное, ни один отряд никогда не угнетала такая жуткая тишина, какая давила на тот, в котором находился Альбер, в полдень следующего дня. Вряд ли когда-либо оказавшиеся в пустыне люди так напоминали призраков, были так мрачны и молчаливы, как входившие в этот отряд кабилы. Отряд производил теперь поистине зловещее впечатление, рождавшее самые мрачные предчувствия.

Раскаленный воздух дрожит, будто нагретый пламенем свечи, с трудом пропуская даже солнечный свет. Этот свет, обычно ослепительно яркий, был сейчас тусклым и отбрасывал едва заметные тени. Суеверный вообразил бы, что нарушился привычный порядок вещей и бренный мир движется навстречу своему концу.

Такая перемена в погоде наступила не сразу. Еще ночью, когда Юдифь покинула Альбера и он принялся размышлять о своем разговоре с дочерью Манаса, молодой человек ощутил невыносимую духоту. Он приписал это внутреннему жару, охватившему его беспокойству и в конце концов заснул, погрузившись в тяжелые, кошмарные сновидения. Проснувшись наутро, он почувствовал, что те своеобразные изменения в атмосфере, о которых мы упоминали, уже произошли. Альбер едва дышал, одежда прилипала к телу, при малейшем движении пот лил с него градом.

Он слышал, как некоторые из кабилов предлагали остаться в пальмовой рощице и переждать тот природный катаклизм, какой предвещала наступившая духота. Командир был против. Ему якобы по опыту известно, что такого рода явления нередко продолжаются несколько дней, и он вполне уверен, что до наступления бури, если она вообще разразится, можно добраться до большого оазиса, расположенного в северном направлении. Его слово оказалось решающим. Кабилы собрались в путь, и Альбер опять сел в седло.

Взгляд его был устремлен на небольшую группку людей, обыкновенно державшуюся в арьергарде основного отряда, — группку, где находилась Юдифь. Сегодня, как и всегда, Альбер насчитал четырех мужчин и трех женщин. Выходит, Юдифь сдержала слово — отказалась бежать.

Кабилы оставили рощицу далеко позади и очутились на плоской равнине. Куда ни глянь, повсюду тяжелый дрожащий воздух, красноватое небо, бледный диск солнца. Даже всадники впереди были почти неразличимы. Альберу представлялось, что он смотрит на окружающее сквозь толстое цветное стекло. Он предчувствовал, что произойдет нечто ужасное — вероятно, разразится один из тех страшных ураганов, которые губят целые караваны, не одну сотню людей.

Лошади забеспокоились. Воздух сотрясал то какой-то жалобный вопль, то непонятный, вселяющий ужас глухой звук. Прямо перед носом у кабилов, ехавших в середине отряда, вдруг стрелой промчалась антилопа, словно по пятам за ней гнался демон. Стороной, словно тени, пронеслись другие животные. Взметнулась пыль. Зной нарастал с каждым мгновением. Ряды всадников вновь пересекли животные — газели, пантеры, антилопы. Пронесся даже жираф.

— Самум! Самум! — со страхом передавали из уст в уста.

Спустя минуту все пришло в ужасное смятение. Люди бросились к мулам, навьюченным кожаными мешками с водой. Мешки были моментально разрезаны. Каждый смачивал платок в тепловатой жидкости. Все лица были полны ужаса, мертвенно-бледны и мокры от обильного пота. Альбер тоже бросился к мулу и намочил в воде весь бурнус, мгновенно сорвав его с себя.

Внезапно налетел порыв ветра, но прохлады не принес. Казалось, он шел из раскаленной печи. За первым порывом последовал второй, а с ним на отряд обрушилось облако пыли. В воздухе возник неясный гул, с каждой секундой делаясь все сильнее.