Эндрю Ходжер - Храм Фортуны II Страница 28

— Я же приказал ему молчать! — рявкнул Домиций.

Египтянин чуть заметно улыбнулся.

— Это не всегда действует, господин.

— Но что тогда делать? Если я просто буду тянуть время, рано или поздно галлы потеряют терпение и снова полезут к Германику. А этого нельзя допустить.

— Значит, главная опасность для тебя, господин, это Германик? — вкрадчиво произнес Каллон.

— Да, естественно. На остальных мне плевать, но если за дело возьмется он сам, то тут никакие самые высокие покровители меня не спасут. Да и тебя тоже.

— Я понимаю, господин, — снова поклонился Каллон. — Но... прости меня... ведь Германик тоже смертный.

— Ты что? — взвился Агенобарб. — О чем ты болтаешь?

Он резко понизил голос.

— Убить Германика? Это невозможно. Во-первых, его охраняют, как самого цезаря, а во-вторых... нет, у меня же строгие инструкции — Германика пальцем не трогать.

— Ну, тогда извини, господин, — тихо произнес Каллон. — В этом случае нам остается только одно — ждать и надеяться, Ведь Германик скоро уходит в поход и ему будет не до жалоб каких-то галлов.

— В поход... — задумчиво повторил Домиций. — Но погрузка на суда начнется только дней через десять. У этого Гортерикса будет достаточно времени поднять шум. Он и так выглядел недовольным тем, что я не потащил его сразу к командующему.

Каллон задумался.

— А что, если мне, господин, пока исчезнуть из лагеря? Я знаю надежное место, где можно переждать. Даже если они и сообщат о своих подозрениях Германику, тот просто не найдет нужного человека.

— Но не можешь же ты исчезнуть навсегда? — с некоторой угрозой спросил Домиций. — Вот это был бы выход.

— Не для меня, — твердо ответил Каллон и взглянул в глаза хозяину. На его лице было спокойствие и уверенность. — Прости, господин, но ты же знаешь — у меня есть известная тяга к литературному творчеству. И особенно я любил записывать подробную информацию о всех тех поручениях, которые ты мне давал. Сейчас эти бумаги хранятся у моего хорошего приятеля...

Агенобарб скрипнул зубами в бессильной ярости. Эта скотина пытается его шантажировать. «Ну, подожди, мерзавец, я еще спущу с тебя шкуру. Ты поплатишься за свою дерзость», — подумал он.

Но сейчас вспышка гнева ничего бы не дала и Домицию пришлось смирить себя.

— Однако если ты исчезнешь только на время, — сказал он глухо, — это мало нам поможет. Германик вернется из похода и возобновит...

— А почему ты уверен, что он вернется из похода? — вкрадчиво спросил египтянин, бесцеремонно перебив хозяина.

— Об этом и думать не смей! — крикнул Агенобарб. — Я же тебе сказал: в Риме не хотят, чтобы мы трогали Германика. Еще, видимо, не время. А может, эта старая карга Ливия действительно любит своего внука. Ведь с остальными родственниками ей не очень-то повезло.

— Я глубоко уважаю чувства достойной императрицы, — сказал Каллон, — но в данной ситуации ее интересы перестали совпадать с нашими. Выбирай, чьи для тебя сейчас важнее.

— Но мы не можем убить Германика, — прошипел Домиций, закрыв глаза ладонями. — Не можем...

— Прости, господин, но разве я сказал, что это сделаем мы?

Агенобарб рывком поднял голову.

— А кто же тогда? Было бы самоубийством посвящать в это еще кого-то, пусть даже самого верного человека.

— Германика убьют германцы, — спокойно сказал Каллон. — Вот какая красивая фраза получилась. Я должен обязательно сказать ее моему учителю риторики в Александрии.

— Ты с ума сошел, — отрешенно произнес Агенобарб. — Не забывай, с кем разговариваешь, либертин!

— Я помню, — с достоинством ответил египтянин. — И тем не менее, рискну повторить мои слова: Германика убьют германцы.

— Каким образом? Он же не один пойдет на войну, С ним будет шестьдесят тысяч закаленных солдат. Все прекрасно продумано и подготовлено. О поражении, а тем более о гибели главнокомандующего не может быть и речи. Ты спятил...

— Нет, господин, — упрямо сказал Каллон. — Представь себе, что варварам вдруг станет известен тайный план римлян. И тогда рассчитывающая на эффект внезапности армия Германика сама угодит в засаду. Уж я немного знаю германцев. Они сумеют повторить тевтобургскую бойню, если только будут точно знать, что надо делать.

— А как они узнают о плане?

— Ну, предположим, некий человек сообщит им это.

— Какой человек? Уж не ты ли?

— Я, господин, — вздохнул Каллон. — Готов пожертвовать собой ради твоей безопасности.

— Так ты предлагаешь мне, римлянину, патрицию, выдать на расправу дикарям шестьдесят тысяч моих сограждан и их союзников?

— Тебе выбирать, господин. Тут одна твоя голова против их шестидесяти тысяч. Выбирай, которая для тебя больше значит.

Агенобарб схватил со стола чашу и выпил вино до Дна. Он тяжело дышал. По его лицу струился пот.

— Но ведь я тоже буду участвовать в битве, — сказал он хрипло. — И разгром римлян будет означать и мою смерть.

— Нет, господин, — улыбнулся Каллон. — Я думаю, что сумею спасти тебя. У меня много друзей среди варваров. Ко мне питает доверие сам Сигифрид, да и Херман тоже. Не беспокойся. Я еще хотел бы послужить тебе и обещаю спасти твою жизнь.

Домиций напряженно смотрел в пол. В самом кошмарном сне ему не могло привидеться, что он, родовитый патриций, станет предателем своей страны. Но... все дело было в том, что его собственная рыжая голова действительно казалась ему сейчас самым важным предметом на свете.

Что ж, так будет лучше. Он отведет от себя угрозу, а Германик погибнет. И Ливия не сможет упрекнуть его в этом — он не нарушил инструкции, варвары виноваты и все тут.

— Ладно, — наконец сказал он. — Как ты думаешь добираться до места?

— Лодкой, господин. Ты скажешь мне пароль и дашь какой-нибудь пропуск, чтобы меня не останавливал каждый патруль. Думаю, я успею вовремя и у Хермана будет достаточно времени подготовиться к встрече.

— Но если меня потом спросят, куда это ты пропал? — размышлял Агенобарб. — А, ладно, придумал. Последнее римское укрепление в устье Рена это форт Флевий. Комендантом там служит мой дальний родственник. Я дам тебе письмо к нему, это и будет пропуском, с ним ты беспрепятственно пройдешь все заслоны, кроме последнего. Ну, а там уж сам выкручивайся.

— Постараюсь, господин, — улыбнулся египтянин и снова подобострастно поклонился.

Вечером Гортерикс разыскал Кассия Херею возле штаба армии и поманил к себе. Трибун подошел, довольно улыбаясь.

— Ну, что, все в порядке? — спросил он.

— Да, спасибо тебе. Думаю, теперь все прояснится. Я изложил суть дела Гнею Домицию, и он обещал разобраться.

— Вот и отлично. А где вино?