Пол Андерсон - Королева викингов Страница 29

Оба сильно устали и потому не могли как следует соображать.

— Ну, — со скукой в голосе предположила Гуннхильд, — возможно, кто-то проходил неподалеку, но не посмел подойти поближе и ушел той же дорогой. Я-то никого не видела, так как оставалась в доме. Завтра вы сможете найти его, если захотите.

Вуокко решил, что дело и впрямь не стоит дальнейшего обсуждения.

— Лучше посмотри, что мы принесли. Мы освежевали оленя на месте, чтобы тебе не пришлось с ним здесь возиться.

«К тому же так вам было легче тащить его», — подумала Гуннхильд.

— Спасибо, спасибо вам. Мастера, я знаю, что часто вела себя упрямо, и сожалею об этом, но… пусть между нами больше не будет недоразумений.

Аймо обрадовался:

— Твои сородичи стали бы по этому поводу пить и пили бы до тех пор, пока не напились бы допьяна и начали драться между собой. А мы лучше как следует поедим.

Финны сгрузили наземь свою ношу и разожгли огонь в очаге. Тусклый свет заиграл на облаках дыма, которые метались по дому, прежде чем найти отверстие, за которым выл и свистел ветер. Гуннхильд подметала пол. Зола, которую она рассыпала снаружи, была тонкой, как мельчайшая пыль, и надежно скрывала любые следы. Чтобы заметить, их нужно было бы специально искать, но колдуны были слишком взволнованы ее словами, чтобы подумать об этом. А затем Гуннхильд своей метлой уничтожила мельчайшие следы чужого присутствия. Финны тем временем порезали мясо, как хотели. Вода в котле — она всегда оставалась теплой, — уже закипела. Большую часть мяса шаманы бросили варить, а самые нежные куски насадили на прутья и уложили над огнем, чтобы пожарить. Заполнивший помещение запах развеял у волшебников последние подозрения.

Гуннхильд тем временем принялась молча стелить шкуры на широкую земляную скамью, готовя постель на троих.

— Давай поедим, — предложил Вуокко. — Я голоден, как волк.

— Опасное слово, — одернул его Аймо. — Поблизости могут оказаться злые духи. Что, если они услышат?

Гуннхильд вновь подошла к финнам.

— А что они смогут сделать, когда вы оба здесь? — весело спросила она. — Только завывать за дверью.

Все трое сидели рядом. Почти не разговаривая, они покрошили куски мяса в мисках, каждый взял свою на колени и принялся пальцами выбирать куски. Мужчины были слишком утомлены, ну а женщину занимали собственные мысли.

— Вымою все завтра, — пробормотала она, когда они наелись. — Сейчас вам гораздо важнее как следует отдохнуть. Наши животы полны, дом теплый, а снаружи темно, как ночью.

— Можно попробовать, — хрипло отозвался Аймо, — хотя против такой бессонницы, как у меня, ничего не может помочь. — Грибы предназначались только для колдовских дел: путешествий души, прозрения будущего и общения с Силами.

— А мне кажется, что-нибудь можно придумать, — ответила Гуннхильд. — Пойдемте, мы ляжем вместе, и я успокою вас.

У Вуокко отвисла челюсть.

— Ты… ляжешь… ляжешь рядом со мною?

— Рядом с нами обоими? — недоверчиво спросил Аймо.

На вымазанных сажей и жиром щеках Вуокко блеснули две или три слезинки.

— Я почти потерял надежду, — прошептал он. — Гуннхильд, но почему?

Она поднялась со своего табурета.

— Я была к вам менее добра, чем вы ко мне, — сказала она. — Я хочу это исправить.

— Ты будешь держать себя в руках! — потребовал Аймо у своего родственника.

— И ты тоже! — огрызнулся Вуокко.

— Я хочу только одного: чтобы вы заснули, — вмешалась Гуннхильд. Она направилась к ложу, а финны поплелись за нею.

Она вытянулась в середине.

— Ложитесь по бокам от меня, — предложила она. Волшебники послушались. Гуннхильд подложила руки под головы обоим. — Спите, — пропела она. — Спите крепко, спите долго.

Волшебники, словно усталые дети, прижались к ней и закрыли глаза. В очаге вздыхал горящий торф. Бесформенные тени метались по углам и скапливались в углах. Вокруг гаммы бушевал ветер. Он продирался сквозь ветви с шумом, похожим на рокот прибоя. Гуннхильд ждала. Вскоре она почувствовала, что дыхание мужчин сделалось ровным и спокойным.

Не дожидаясь, пока ее руки занемеют под тяжестью голов, она осторожно высвободила их. Аймо пошевелился. У Вуокко вырвалось невнятное рыдание. Девушка замерла в неподвижности. Колдуны вновь погрузились в сон.

Она выжидала еще некоторое время — ей оно показалось бесконечным. Наконец села, взяла мужчин за плечи, легонько встряхнула. Финны не пошевелились. Она поднялась и встала между ними на колени. Почти беззвучно, одними губами, напевая заклинание, она приподняла сначала голову Вуокко… опустила на место… затем проделала то же самое с Аймо. Оба продолжали крепко спать. Возможно, ей не были нужны даже заклинания.

«Пора!» — подумала она, подавив внутреннюю дрожь.

На колышках, вбитых в стену, висели два больших мешка из тюленьей шкуры с завязками. В них упаковывали вещи, когда нужно было возить их на санях. Гуннхильд осторожно сняла мешки, поочередно, один за другим, и некоторое время стояла неподвижно, глядя на спящих. Ее план был смертельно опасен. Как бы ей хотелось, чтобы норвежцы могли ей помочь, но прикосновение незнакомого человека могло сразу разбудить финнов, а, открыв глаза, они сразу же призовут своих богов, и воины окажутся жертвой черного колдовства. Она стиснула зубы, повесила мешки на шею, проползла на коленях по ложу и остановилась позади головы Аймо.

Опираясь на стену, она снова начала приподнимать его, пока колдун не оказался в полусидячем положении; она подпирала его коленом. Аймо пошевелился, глотнул ртом воздух. Торопясь покончить с делом прежде, чем рассеется окутывавший колдуна туман дремоты, она накинула мешок ему на голову, опустила до локтей, натянула шнур и туго завязала за спиной. Аймо задергался, послышался приглушенный нечленораздельный крик. Вуокко сел, ничего не понимая спросонок. Она тут же набросила ему на голову второй мешок.

— Гуннхильд! — услышала она. — Гуннхильд!

Она соскочила на пол. Колдуны, ослепленные и напуганные, ткнулись друг в друга головами. Впрочем, для того чтобы подняться на ноги и освободиться, им хватило бы нескольких мгновений.

— Торольв! — крикнула она.

Норвежцы выскочили из-за занавески. Меч Торольва просвистел в воздухе и, глухо чавкнув, врезался в шею Вуокко. Двое других вонзили копья в Аймо. Третий немного замешкался, а увидев, что оба колдуна убиты, осенил себя крестом.

Хлынула кровь, пролилась на пол… Вспышки огня окрашивали ее ярко-алым. Затем по помещению разлилось резкое зловоние: убитые выпустили наружу то, что находилось у них в кишках. Ну и что, Гуннхильд уже не раз приходилось видеть, как режут животных и даже людей, — когда были убиты напавшие на нее разбойники.