Алый Первоцвет возвращается - Эмма Орци Страница 29

– Тьфу, да это же старина Рато!

Они подняли его. Тот был беспомощен как дитя, а лицо бедняги стало багрово-серым.

– Да ведь он помирает, – равнодушно добавил другой солдат.

Несчастного кое-как усадили на валявшуюся рядом пустую бочку. Он поднял голову и встретился взглядом с неотрывно смотрящим на него гражданином Шовеленом.

– Мерзкий пес… – начал было Рато, но запнулся. Ему опять стало дурно в большей степени от тех удушающих объятий в темноте, которыми его наградил представитель Республики.

У Шовелена же был такой вид, что солдаты даже несколько оробели. Губы и щеки его дрожали, волосы были взъерошены, а глаза поблескивали каким-то замогильным светом.

Какое-то время он не отрываясь пристально смотрел на Рато, тщательнейшим образом осматривая его неуклюжую фигуру. Но вдруг, пораженный внезапной идеей, обратился к одному из солдат.

– Сержант Шазо в Арсенале?

– Да, гражданин, – подтвердил один из гвардейцев.

– Быстро за ним! Притащите его сюда сейчас же!

Солдат убежал, и следующие десять минут прошли в полном молчании. Только несчастный Рато сидел сгорбившись на бочке, украдкой бросая на Шовелена настороженные взгляды, и чертыхался.

Гвардеец вернулся с невысоким толстозадым крепышом властного вида.

– Сержант Шазо!

– В вашем распоряжении, гражданин, – ответил тот и, повинуясь знаку бывшего дипломата, последовал за ним в самый отдаленный угол лестничного пролета.

– Откройте уши и слушайте внимательно, – начал шепотом Шовелен. – Я не хочу, чтобы все эти идиоты нас слышали. – Затем, показав на Рато, быстро сказал: – Оттащите этого олуха в кавалерийские бараки, найдите там ветеринара, понятно? Того, что клеймит лошадей для кавалерии. Я хочу, чтобы он поставил клеймо на руке этого подонка. Какую-нибудь букву… любой знак…

Шазо даже вздрогнул, услышав это.

– Но гражданин!..

– А-а-а? Что? На службе Республике не должно быть никаких «но», сержант Шазо!

– Знаю, гражданин, – прошептал потрясенный сержант. – Я только думал… Это так странно…

– Еще более странно то, что изо дня в день творится в Париже, – сухо отрезал Шовелен. Мы клеймим являющихся собственностью Республики лошадей, так почему бы нам не заклеймить и человека?

– Да нет, я и не спорю, гражданин, – ответил Шазо. – Если вы приказываете мне оттащить Рато к ветеринару и заклеймить его, как скотину, то поче…

– Не как скотину, гражданин, – спокойно оборвал его представитель Республики. – Прежде всего, вы предложите гражданину Рато целую бутылку самой лучшей водки за государственный счет. И только после того, как он хорошенько напьется, ветеринар должен будет поставить ему клеймо на левое предплечье… Всего лишь какую-нибудь букву… В пьяном виде эта сволочь ничего и не почувствует.

– Как прикажете, гражданин, – равнодушно откликнулся Шазо. – Мое дело маленькое, я выполняю приказ.

– Так и подобает поступать настоящему солдату, каковым вы и являетесь, – удовлетворенно заключил Шовелен. После чего достал из кармана листок бумаги и нацарапал на нем несколько слов.

Шазо взял бумажку, оказавшуюся приказом, и засунул ее в карман. Затем отдал своим людям необходимые распоряжения, и беспомощного гиганта снова подняли на ноги.

Шовелен проводил глазами этот небольшой отряд, пересекший рю де ла Планшет и повернувший по направлению к кавалерийским баракам, что находились за Сент-Антуанскими воротами в квартале Бастилии. Потом, тщательно закрыв двустворчатую уличную дверь дома, не спеша поднялся на второй этаж.

Подойдя к двери, ведущей в апартаменты матушки Тео, Шовелен обнаружил, что она вновь закрыта на задвижку. Однако едва он протянул руку к замку, как дверь сама собой медленно открылась, мягко повернувшись на петлях, и приятный насмешливый голос с изящной торжественной вежливостью прямо рядом с ним произнес:

– Позвольте мне, мой милый месье Шурлебрен.

Глава XXV. Четыре дня

То, что произошло в следующие несколько секунд, вряд ли даже сам Шовелен смог бы кому-нибудь когда-нибудь объяснить. Когда он обрел наконец способность соображать, то обнаружил себя сидящим на скамейке в приемной матушки Тео, а перед собой увидел изысканнейшего денди, сэра Перси Блейкни, который сквозь лениво опущенные веки совершенно невозмутимо разглядывал несчастного своего противника.

Терезы же Кабаррюс и след простыл.

– Вы осматриваетесь в надежде увидеть мадам де Фонтене или я ошибаюсь, уважаемый месье Шемберлен? – беспечно обратился к нему сэр Перси. – Дамы! Ох уж эти дамы, увы, – игриво продолжал он, не дождавшись ответа. – Мадам де Фонтене будто ветром сдуло, едва лишь она услышала мой голос! Теперь она, спрятавшись в логове старой ведьмы, советуется с духами, как бы ей половчее исчезнуть отсюда… Это чертовски неприятно для хорошенькой женщины – так хочется выйти, а дверь заперта. А-а-а, месье Шовелен, а вы как думаете?

– Я думаю, – попытавшись собрать все мужество, чтобы в столь унизительной ситуации выглядеть хотя бы чуть более достойно, ответил Шовелен, – я думаю о другой хорошенькой женщине, находящейся прямо над нашими головами, которой бы тоже очень хотелось сейчас выйти…

– О, дорогой мой месье Штефулен, – рассмеялся его роскошный противник, – вы всегда столь оригинально мыслите. Впрочем, мне в голову сейчас тоже пришла одна весьма забавная мысль, и, я думаю, вы с этим согласитесь, – мне вдруг что-то ужасно захотелось освободить вашу несчастную душу от ее ужасного тела.

– Освобождайте, мой дорогой друг, освобождайте, – вполне удачно симулируя полное равнодушие, ответил Шовелен. – Вы можете, словно всемогущий лев, сокрушить меня, как жалкую крысу, однако если даже я и окажусь сейчас у ваших ног истерзанным и бездыханным на этом каменном полу, леди Блейкни от этого не станет ничуть свободней. О нет. Я всего лишь предупреждаю вас, сэр Перси, каким опасностям вы можете подвергнуть вашу уважаемую супругу, если поднимете на меня свою железную руку. И, кроме того, не забывайте, этого разговора искал не я, а вы.

– Да, вы правы, мой дорогой. О, как вы всегда правы! Но продолжайте же, прошу вас.

– Позвольте несколько пояснить суть дела. Над нашими головами в данный момент сидят на страже двадцать человек национальных гвардейцев. Каждый из них отправится на гильотину, если женщине удастся уйти. Каждый из них получит десять тысяч ливров, если будет пойман Сапожок Принцессы. Но это еще не все, – вполне твердо продолжал Шовелен, заметив, что его оппонент становится все более отрешенным и задумчивым, – солдатами командует капитан Буайе, которому прекрасно известно, что ежедневно, а если быть точным – в семь часов вечера, я поднимаюсь туда и лично проверяю, как себя чувствует наша пленница. Если же, заметьте, сэр Перси, если же однажды в условленный час я не появлюсь, у него имеются совершенно четкие инструкции… Расстрелять арестантку… на глазах…

Последние слова бывшего дипломата потонули в спазматических хрипах, ибо сэр Перси резким движением схватил его руками за горло.

– Шавка, – зловещим шепотом сказал англичанин и приблизил к Шовелену вплотную лицо, утратившее всю свою добродушную и ленивую насмешливость и пылавшее теперь подлинным неукротимым гневом.

Но через несколько мгновений он столь же неожиданно ослабил хватку, возмущение и