Александр Дюма - Ущелье дьявола Страница 29

— Нет! — перебила ее Христина. — Твои цветы злые.

— А он, — продолжала Гретхен, не слушая Христину, — как он любит Христину!

— Какой же цветок сказал это? — с живостью спросила Христина. — Вот эта мальва? Какая она хорошенькая!

Гретхен, поглощенная своим гаданием, продолжала:

— Оба молоды, оба любят друг друга, оба хорошие. Вот из-за этого они и будут несчастливы. И каждый раз один и тот же ответ. Но вот что необычно!..

— Что? — с беспокойством спросила Христина.

— Раньше этого еще не было, я не видела. Вот тут я вижу, что они соединились, но их союз прерывается и при том очень быстро, почти тотчас же. Но вот что странно: их разъединяет не смерть, и они продолжают любить друг друга. Они живут одинокие, живут так долгие годы, на большом расстоянии один от другого, живут, словно чужие. Что бы это могло обозначать?

И она боязливо склонилась над цветами. В это время между ней и солнцем появилась какая-то тень и легла на разложенные ею цветы. Обе девушки быстро обернулись. Перед ними стоял Самуил. Он сделал вид, что глубоко изумлен, увидав перед собой Христину.

— Извините, что я побеспокоил вас, — сказал он. — я пришел к Гретхен просить ее оказать мне услугу. Она ведь знает тут в лесу каждый кустик. Видите ли в чем дело. Сейчас в лесу я выстрелил по зверю…

Гретхен вся затрепетала. Самуил продолжал:

— Я уверен, что очень тяжело ранил животное. Я дам Гретхен фридрихсдорф, если она найдет то место, где оно свалилось.

— А оно побежало в сторону ущелья Дьявола.

— Это была лань? — спросила вся трепетавшая Гретхен.

— Да, белая в серых пятнах.

— Ну, что я вам говорила! — крикнула Гретхен Христине.

И она помчалась, как стрела. Самуил с удивлением посмотрел ей вслед.

— Черт возьми, — подумал он, — мне удалось остаться наедине с Христиной легче, чем я надеялся.

Глава двадцать вторая Три раны

Христина хотела уйти вместе с Гретхен, но Самуил остановил ее словами:

— Простите меня, мадемуазель, что я вас задержу, но мне необходимо переговорить с вами.

— Со мной? — с удивлением спросила Христина.

— С вами, — подтвердил Самуил. — Позвольте мне немедленно, без обиняков и подходов, предложить вам один вопрос, который занимает меня со вчерашнего дня. Правда ли, что вы меня ненавидите?

Христина покраснела.

— Скажите мне просто и откровенно, — продолжал он, — не бойтесь оскорбить меня. Мне вовсе не неприятно, чтобы меня ненавидели. А причину этому я сейчас вам скажу.

— Господин Самуил, — ответила Христина взволнованным голосом и, словно не находя слов, — вы гость моего отца и до сих пор еще не сделали и не сказали ничего такого, что могло бы мне внушить отвращение к вам. А кроме того, я как христианка, вообще, стараюсь не питать ни к кому ненависти.

В то время, как Христина робко с опущенными глазами говорила все это, Самуил пожирал ее страстным, жгучим взором. Он ответил ей:

— Я не слушал того, что вы мне сейчас говорили, я все смотрел на ваше лицо, оно было откровеннее вашего ответа. Теперь я знаю наверно, что вы имеете что-то против меня. Не могу сказать определенно, что это ненависть, но, вероятно, антипатия. Пожалуйста, не оправдывайтесь! Повторяю вам, что это меня ничуть не обижает, напротив, скорее подзадоривает.

— Милостивый государь!..

— Я предпочитаю ненависть равнодушию, злость забвению, борьбу пустоте. Слушайте, ведь вы очень красивы, а для таких людей, как я, каждая красивая девушка соблазн, красота волнует и раздражает гордые сердца. Никогда еще мне не удавалось видеть шестнадцатилетнюю красотку, не испытывая при этом необузданного страстного желания обладать ею. Но чаще всего мне не приходится удовлетворять этого желания за недостатком времени. А в данном случае является двоякого рода возбуждение. Вы делаете мне честь ненавидите меня. К вызову своей красоты вы прибавляете вызов отвращения! Вы объявляете мне войну… Я согласен воевать!

— Но… откуда вы видите?

— О! По вашему виду, по вашим манерам, по словам вашим у Чертовой Пропасти. Да это еще не все. Разве вы уже не пытались уронить меня в глазах Юлиуса? Не отрицайте этого! Вы стали между ним и мной, какая неосторожность! Вы вздумали, дерзновенная, отнять у него доверие ко мне, а у меня этого друга! Вот уже третий вызов с вашей стороны. Ну, пусть будет так! Отец его говорил, что я злой гений Юлиуса, так вы будете добрым его гением. Между нами начнется драма всех старых легенд. Такая перспектива улыбается мне. Двойная борьба: между вами и мной из-за Юлиуса, и между мной и Юлиусом из-за вас. У него будет ваша любовь, а у меня ненависть. А любовь и ненависть это все же частичка вашей души. И, пожалуй, я даже более его могу быть уверен, что получу свою часть. Уж вы, наверное, будете меня ненавидеть, а вот будете ли вы его любить, это еще вопрос!.. Христина не отвечала ни слова, но она была страшно возмущена, на всей ее фигуре, на лице лежал отпечаток негодования, а красота только подчеркивала его.

Самуил продолжал.

— Да, я опередил Юлиуса. Вы еще не сказали ему, что любите его, а, пожалуй, даже и он еще не сказал вам определенно, что любит вас. Юлиус тихий, прекрасный молодой человек, но у него положительно нет никакой самостоятельности. И в этом случае я имею преимущество перед ним. Послушайте: вы ненавидите меня, а я люблю вас!

— Это уж чересчур! — вскричала гневно Христина.

Самуил, казалось, не обращал никакого внимания на негодование молодой девушки. Он бросил рассеянный взгляд на стол, где лежали цветы, на которых гадала Гретхен:

— Чем это вы занимались, когда я подошел к вам? — спросил он небрежно. — Ах вот что! Вы вопрошали цветы? Так хотите, я вам за них отвечу? Хотите, скажу, какое ждет вас счастье или несчастье, если это слово вам более по сердцу? Я начну с того, что скажу новость довольно интересную для вас, надеюсь. Я предсказываю вам, что вы меня полюбите.

Христина с пренебрежением покачала головой.

— Ну, этому я никогда не поверю и вашего предсказания не боюсь, — сказала она.

— Да поймите, — возразил Самуил, — если я говорю, что вы полюбите меня, я вовсе этим не хочу сказать, что вы найдете меня прекрасным и что почувствуете ко мне безграничную нежность. Но что мне за дело до всего этого, если я сумею обойтись и без этих нежностей, и вы все-таки будете моей? При разных средствах, результат у нас с Юлиусом будет один и тот же!

— Я вас не понимаю, сударь.

— Сейчас вы поймете меня. Я говорю, что эта девочка, которая осмеливается высказывать презрение ко мне, Самуилу Гельбу, рано или поздно, до нашей смерти, волей или неволей станет моей.